Черный лед - Бекка Фицпатрик

– А у тебя нет еще одного пистолета? – спросила я. – Может, пусть у меня будет на всякий случай?

Он сел рядом, продавив матрас. На Келвине была заношенная толстовка с черно-красным логотипом «Горных баранов» из старшей школы Покателло. В прошлом году я брала эту толстовку бесчисленное множество раз, чтобы вдыхать теплый соленый запах Келвина, пока сплю. Я не видела ни его, ни толстовку с тех пор, как он уехал в Стэнфорд восемь месяцев назад. Меня немного удивило, что он не сменил ее на футболку с логотипом университета. А может, и сменил, просто та была в стирке. Или просто не был готов расстаться с прошлым и с теми, кто так много для него значил. Приятно было так думать.

– А ты умеешь им пользоваться?

– У Иэна есть, но я никогда не стреляла.

– Тогда лучше тебе его не давать. Бритт, я должен извиниться перед тобой… – он оборвал себя, опустив голову и медленно выдыхая.

Можно было бы сгладить неловкую тишину каким-нибудь замечанием из серии «ничего страшного» или обратить все в шутку, но я решила не спешить и дать Келвину все сделать самому. Я это заслужила. Как же долго я ждала этих слов!

– Прости, что сделал тебе больно. Я никогда не хотел обижать тебя, – произнес он голосом, полным чувства, и поспешно отвернулся, смахивая выступившие слезы. – Я знаю, может показаться, будто я сбежал, словно спешил уехать из дому и от тебя. Хочешь верь, хочешь – нет, я боялся ехать в колледж. Отец так на меня давил, я страшился провалиться. Чувствовал, что должен выбросить все, связанное с домом, из своей жизни и начать строить новую жизнь с нуля. Я должен был произвести впечатление на отца, должен был показать, что заслужил деньги, заплаченные за мое обучение, а он составил чертовски подробный перечень вопросов, чтобы следить, как я справляюсь, – горько добавил Кэл. – Знаешь, какими были его последние слова при расставании? Он сказал: «Не смей скучать по дому. Только слюнтяи оглядываются назад». Он не шутил, Бритт. Вот почему я не приехал домой ни на День благодарения, ни на Рождество – чтобы доказать, что я мужчина и не бегу к мамочке, как только станет непросто. Ну, и его видеть не хотелось.

Я взяла Келвина за руку и легонько стиснула ее. Желая подбодрить, подняла его подбородок и хитро улыбнулась.

– А помнишь, мы сделали куклу вуду и, воображая, что это твой папа, по очереди протыкали ее иголками?

Келвин фыркнул, но голос парня оставался бесцветным.

– Я выкрал один носок из его шкафа, и вы набили его ватой и нарисовали лицо черным маркером. А Корби стащила булавку из маминой швейной коробки.

– А я уж даже не помню, что нас тогда так взбесило.

Келвин с хрустом сжал челюсти.

– Я трижды промазал во время матча по баскетболу между седьмыми классами. Когда мы приехали домой, он велел мне идти и забрасывать мяч в кольцо. Сказал, не пустит в дом, пока не сделаю тысячу бросков. На мне были только футболка и шорты. Вы с Корби смотрели из окна и плакали. Когда я закончил, уже было пора ложиться спать. Четыре часа, – мрачно буркнул он. – Он морозил меня четыре часа.

Теперь я вспомнила. Кэл зашел в дом, растирая пошедшую пятнами кожу, с посиневшими трясущимися губами. За четыре часа мистер Верстеег ни разу не высунул голову за дверь, чтобы проверить, как сын. Сидел у себя в кабинете, щелкая по ноутбуку, спиной к окну, выходившему на подъездную дорожку с баскетбольной сеткой.

– Ты еще поблагодаришь меня за это, – заявил отец, сжимая заледеневшие плечи сына. – В следующий раз ни одного промаха. Вот увидишь.

– Мне очень жаль, что твой отец так к тебе относился, – сказала я Келвину, сплетая свои пальцы с его, показывая, что я на его стороне.

Он все так же сидел на моей кровати и, напряженно расправив плечи, глядел в стену, словно невидимый кинопроектор показывал на ней его несчастливое детство. Выведенный моим голосом из транса, он вздрогнул.

– Относился? Да он и сейчас так относится.

– Хорошо хоть у тебя была возможность сбежать в этом году в Калифорнию, – оптимистично предположила я, игриво щипнув его за рукав. Помнится, когда-то Кэл благодарил меня за то, что я выдергивала его из мрачной задумчивости шуткой или поцелуем. Сейчас я чувствовала себя обязанной показать ему, что некоторые вещи совершенно не изменились. – Расстояние – хорошая защита. Его палка для битья туда не дотянется.

– Да, – бесстрастно согласился Келвин. – Ладно, я не хочу говорить об отце. Я хочу, чтобы между нами все снова стало, как прежде. Не между мною и отцом, – поспешно поправился он. – Между нами: тобой и мной. Хочу, чтобы ты снова мне доверяла.

Его слова поразили меня. Наш разговор был сверхъестественно похож на те, что я воображала по пути в Айдлвайлд несколько дней назад, когда еще не знала, какая опасность нас ждет. В своих фантазиях я представляла, как Келвин хочет, чтобы я вернулась. Тогда я поклялась не уступать, пока он полностью не расплатится со мной за всю причиненную мне боль. Но теперь уже не чувствовала жажды мести. Мне хотелось позволить ему любить меня. Я устала от игр.

Келвин обхватил руками мой подбородок, приблизив мое лицо вплотную к своему.

– Я думал о тебе каждую ночь в общежитии. Представлял, как целую тебя. Как снова прикасаюсь к тебе.

Кэл, думающий обо мне! В сотнях километров отсюда, в маленькой комнате, которой я никогда не видела. Кэл совсем такой, как в моих мечтах. Не этого ли я хотела?

Он игриво обхватил меня за шею и уложил себе на колени.

– Быть с тобой – это правильно, Бритт. Я хочу тебя.

Келвин хотел быть со мной. Я должна была наслаждаться романтическими мгновениями, слышать музыку в своем сердце, но мой разум непрестанно обращался к последним событиям. Всего несколько часов назад я постучалась в его дверь, погибая от холода. И еще не пришла в себя. Почему он хочет этого прямо сейчас? Он совсем не думает обо мне?

– Это твой первый раз? – спросил Келвин. – Будет больно совсем чуть-чуть. – Его губы прижались к моей щеке. – По крайней мере, так мне говорили.

Я всегда мечтала, что Келвин станет моим первым мужчиной. Все детство я провела, воображая, как однажды пройду по центральному нефу церкви и встречу его у алтаря. Мой первый раз должен был случиться в начале медового месяца, на берегу моря, после заката, под плеск волн. Келвин знал, что я хотела подождать. Так зачем же принуждал меня сейчас?

– Скажи, что хочешь меня, Бритт, – прошептал Келвин.

Нелепо, но я могла думать о чем угодно, но не о том, что ему ответить. Келвин не караулил входные двери. Это не опасно? Действительно ли я хочу этого?

Кэл поцеловал меня еще настойчивее, отбрасывая подушку в сторону, прижимая меня к изголовью кровати. Его руки, казалось, были везде: задирали мою ночную рубашку, сжимали мягкую податливую плоть, гладили кожу на бедрах. Я откинулась назад и подтянула колени, пытаясь выиграть время и подумать, но он тихо засмеялся, неправильно истолковав мои действия.