Орден Последней Надежды. Книга 3. Французский дьявол - Андрей Родионов

А я-то еще удивлялся, дурак, что в культурной и просвещенной Европе возможно делать исторические рывки, не разоряя народ, как это было у нас при Петре Великом и Сталине. Увы, чудес в жизни не бывает, и нечего завидовать англичанам. Да, сейчас Англия является сильнейшей страной Европы, не спорю, но по сути британцы — всего лишь наемники, воюющие за чужие интересы, пусть сами островитяне этого и не понимают.

Что ж, теперь я знал, откуда золотые розенкрейцеры берут деньги на войну! У них остались древние карты и старые связи среди туземных вождей Америки, и тамплиеры так и будут бросать на чашу весов корабли, битком набитые золотом и серебром, пока наконец не сломят Францию. Что бы мы ни делали, какие бы победы ни одерживали, нам не выстоять против бесконечного потока денег! В шестнадцатом столетии Испания так раздулась от богатств, поступающих из Америки, что в мире не было страны сильнее, а теперь, когда золото и серебро текут в Англию, сможет ли выстоять против нее Франция?

Давно наступил рассвет, а я все сидел и ломал голову, пытаясь придумать, как быть дальше. Кому я мог открыться? По всему выходило, что никому. Во-первых, расскажи я о неведомых землях, лежащих за океаном, меня сразу же спросят, а я-то откуда о них знаю. А во-вторых, надо еще доказать, что Орден Золотых Розенкрейцеров связан с тамплиерами, боюсь, на слово мне никто не поверит. Вдобавок известно, что среди руководства Третьего ордена францисканцев есть предатель, и, быть может, не один.

Невольно я поежился. Одно дело — действовать, зная, что у тебя надежный тыл, и совсем иное — работать, если не знаешь, кому можешь безоговорочно доверять.

«Хорошо, что у меня есть наставник!» — подумал я, а внутренний голос ехидно возразил:

«А как же падре Антуан, которому отец Бартимеус безоговорочно доверяет? Кто поручится за прочих, начиная от мэтра Реклю, секретаря господина де Ортона, и заканчивая аббатским финансистом, отцом Абеляром? А ведь все они так или иначе в курсе планов Третьего ордена францисканцев! — и напоследок мой «альтер эго» добавил, нанося удар ниже пояса: — Не забывай, дружище Штирлиц, именно наставник отправил тебя на задание, с которого ты не должен был вернуться живым. Такие-то пироги с котятами, братишка!»

«Все помню, — ответил я тихо. — Да, я всего лишь расходная пешка, которая полюбила принцессу. Но даже пешка может стать ферзем!»

Последнее замечание прозвучало настолько по-детски, что я грустно улыбнулся. Итак, решено. Мне нужны настоящие, без дураков, доказательства, чтобы я мог обратиться с ними либо к королю, либо к начальнику его охраны графу Танги Дюшателю, больше никому верить нельзя! По всему выходит, мне надо возвращаться в Англию. Там находится штаб-квартира Ордена Золотых Розенкрейцеров, оттуда ведется агрессия против Франции, где-то там расположены порты, из которых уходят корабли к берегам еще неведомой в Европе Америки. Придется представить чертовски убедительные доводы, чтобы родное аббатство разрешило мне вновь посетить проклятый остров!

Полдень, жаркое солнце застыло над головой, редкие белые облачка медленно тянутся по голубому небу. Ветер раз за разом бросает в лицо клубы пыли, и я недовольно морщусь. Трава на обочинах дороги пожухла, у всех встреченных мною крестьян одинаковые лица, хмурые и озабоченные, на небо поглядывают с надеждой, ждут не дождутся дождя. Если засуха продлится еще пару недель, может случиться настоящая беда.

Аббатство Сен-Венсан встречает меня всегдашней суетой, через просторный двор, мощенный камнем, туда-сюда шастают монахи и послушники, из ворот выезжает отряд конных воинов. Мальчишка с прутом в руке деловито погоняет стадо откормленных гусей, птицы недовольно шипят, вытягивая шеи, но послушно шлепают вперед.

Я оставляю усталого жеребца на попечение конюхов, на прощание ласково глажу его по шее, конь воротит морду в сторону, глаза недовольные, на меня косится с отвращением. Счастье, что это не верблюд, а то быть бы мне оплеванным с ног до головы. Последние три дня я гнал его не жалеючи, ведь каждая минута на счету, просто чудо, что чалый не пал.

Не успеваю я сделать и пары десятков шагов, как монах, вынырнувший из дверей аббатства, властно манит к себе.

— Секретарь господина аббата желает немедленно вас видеть, брат Робер, — заявляет он.

Я поджимаю губы, но послушно киваю. Похоже, часовым у ворот приказали сразу же докладывать, как только прибудет любой из членов нашего отряда.

С досадой я оглядываю измятый, грязный, пропахший дымом наряд, давно не чищенные сапоги со сбитыми каблуками. Что ж, предстану пред ясные очи наставника как есть, неумытым и нечесаным.

Как обычно, наставник ожидает меня в собственном кабинете. Быстро оглядевшись, я незаметно вздыхаю. За три года, прошедших с первого моего появления в аббатстве, тут ничего не изменилось. Какие бы страсти ни бушевали снаружи, в кабинете отца Бартимеуса сохраняется маленький оазис тишины и спокойствия.

Встретив испытующий взгляд наставника, я отрицательно качаю головой.

— Выйди, — сухо приказывает отец Бартимеус монаху, который привел меня сюда, и, подождав, пока за ним закроется дверь, нетерпеливо добавляет: — Присядь и рассказывай.

— Разрешите один глоток вина, — сиплю я перехваченным голосом. — Сегодня я выехал на рассвете, и за весь день ни крошки во рту не было, зато пыли наглотался вволю.

Отец Бартимеус дергает за витой шнур, свисающий со стены рядом с его столом, один из монахов — охранителей тут же просовывает голову в дверь.

— Прикажи доставить сюда бутыль вина и обед для брата Робера, — говорит наставник.

Монах безмолвно испаряется, буквально через пять минут он возвращается с серебряным подносом, сплошь уставленным тарелками. Верно говорят, что голод — лучшая приправа. На то, чтобы расправиться с содержимым подноса, мне хватает пяти минут, я даже вкуса толком не распробовал.

— Теперь докладывай, — заявляет наставник. Все это время он молча сидел за столом, то и дело поглядывая на меня из-под полуопущенных век.

— На седьмой день пути, когда мы вошли в Ла-Манш, среди ночи нас атаковал корабль неизвестной государственной принадлежности. Двумя пушечными залпами он уничтожил «Святой Антоний», кроме меня, спаслись всего четверо воинов — францисканцев, — начинаю я.

Я докладываю все по порядку, пересказываю случившееся в мельчайших деталях, как учили. Наставник слушает молча, в какой-то момент он пододвигает поближе массивную бронзовую чернильницу, гусиное перо еле слышно скрипит по бумаге, исписанные листы ложатся в стопку один за другим. Закончив рассказ, я замолкаю, наставник не торопясь раскладывает перед собой заметки и начинает внимательно изучать.

Рассказ мой неполон. Как и обещал, я не упоминаю имени Ричарда Йорка и не сообщаю об открытии, сделанном мною в церкви Святой Анны в Ла-Рошели. Отец Бартимеус просто не примет моих выводов, прежде всего он задаст простой вопрос: а откуда лично мне известно, как выглядят люди и животные в далекой-далекой стране за океаном? Не рассказывать же ему про мою жизнь в двадцать первом веке, эдак недолго и на цепь угодить или, того хуже, в цепкие руки экзорцистов. Им только дай поизгонять нечистого, кашпировские недоделанные.