Жизнь за трицератопса - Кир Булычев

– Не понимаю, – строго сказал начальник контрразведки.

– Забыл я о них. Пока вы не напомнили. И вдруг вчера слышу… Простите, трудно говорить.

– Мы проверили, – сказал генерал. – У тебя есть увлечение, зовут Вероника, работает кассиром в книжном магазине. Есть соперник…

– Не надо, гражданин генерал, – взмолился Грубин. – Не терзайте.

Генерал отошел к окну. За окном была обыкновенная улица, обыкновенные дома, для любопытных глаз – обыкновенная виртуальная реальность.

– Мне ведь тоже нелегко, – сказал он глухо. – У меня жена молодая. Третья. Хорошо еще, что теперь партии нет, а то могли бы исключить за аморалку. Я вчера задержался – знаешь ведь, какая у нас работа: ни графика, ни расписания – и понесся мыслями к Ларисе. Сижу в кабинете, несусь мыслями, вдруг слышу в сознании: «Отстань, старый козел, разве не видишь, кто на мне лежит?» Мне прямо дурно стало. Все прошел – и Корею, и Афганистан, и Анголу. Думаю – померещилось. Вызываю машину, рву домой… А ее нет. Приходит через полчаса. И говорит: «Только не подозревай меня ни в чем, мы играли в дурака у подруги Люси».

– Значит, был контакт? – спросил Грубин.

Генерал молча кивнул и сплюнул на паркет.

– Ты тоже послал своей привет?

– Нет, получил от нее, – сказал Грубин. – Примерно так: «Мой возлюбленный. Если ты еще будешь в своей командировке торчать, не выдержу и отдамся».

– А моя еще намылилась квартиру разменивать, – сказал генерал. – Вчера я ее любовную мысль перехватил.

– Минца вызывать будем? – спросил Грубин.

– А может, сам подтвердишь мои худшие подозрения?

– Могу подтвердить, – сказал Грубин. – Значит, так, эти споры развиваются. К нам они попадают молоденькими, а через пять-семь лет достигают половой зрелости, понимаешь?

– К сожалению, да.

– Потому они и молчали в американском посольстве. Чего им волны посылать, если еще страсть в организме не накопилась?

– А ты, гад, их руками хватал, – сказал генерал.

– Кто их не хватал!

– Значит, они не только в ихнем посольстве?

– Какой там в посольстве! Подозреваю, что в нас с вами – не говоря о спутницах жизни – их десятки.

– Но ты понимаешь, мерзавец, что это значит?

– Не обзывайтесь, генерал, теперь надо лекарство искать.

В дверь без стука заглянул сотрудник особой секретности. Не глядя на Грубина, он сказал шифром: «456328 998776 654432 198878 999976 784787 767777».

– Ладно, – ответил генерал, – иди.

Он обернулся к Грубину и сказал:

– Только что американский посол говорил с ихним президентом. Завтра на рассвете будут снова бомбить Ирак.

– Наверное, надо министру сказать? Орден получите?

– На хрен нам теперь Ирак?

И точно в ответ на его грустные слова в комнату, опять же без стука, ворвалась секретарша:

– Иван Иеронимыч! – закричала она. – Полковник Вуколов из шестерки кинулся в пролет лестницы с криком: «Я не могу больше слышать, как скрипит твоя койка!»

Генерал вытолкал секретаршу и сказал Грубину:

– А ты – Ирак, Ирак трахнутый!

Грубин понял, что не прав.

Позвонил старый белый телефон с гербом СССР.

– Сомневаюсь, – ответил на звонок начальник контрразведки. – Очень сомневаюсь.

Он повесил трубку и сказал Грубину:

– Министр звонил. Умный он у нас, чертяка! Спросил, не пригласить ли срочно преподавателей языка глухонемых? Умница, но ограниченный.

– Не поможет, – согласился Грубин.

Внутри его что-то засвербило, засосало под ложечкой, и существо его наполнилось далеким голоском Вероники:

– Я не могу, я бегу, я бегущая по волнам… Он ждет меня после работы… Прости, Грубин.

– Отпусти домой, генерал, – взмолился Грубин. – Срочно отпусти.

– Сначала придумаешь противоядие…

– Но ведь теперь не будет войн. Не будет тайн…

– Ты с ума сошел, Грубин! – рассердился генерал. – При ихнем уровне науки они противоядие через месяц сделают, а мы так и останемся даже без семейных секретов.

Тут генерал замер, прислушиваясь к голосу бактерии.

Прислушиваясь к голосу своей молодой жены…

И, не говоря более ни слова, распахнул окно и шагнул в него, как в дверь. С седьмого этажа.

Грубин был спокоен. Он подошел к столу, нашел свой пропуск к генералу. Написал на нем генеральской ручкой время ухода, расписался за генерала, очень похоже. Окно закрывать не стал – снизу уже слышались голоса.

Вышел. Секретарша рыдала – у нее были свои проблемы.

Грубин спустился, вышел, отдав пропуск ошалевшим от тревоги часовым, перебежал площадь, из первого же автомата – слава богу, карточка была – позвонил в Гусляр, на службу Веронике. Сказал ей только:

– Буду дома ночью. Жди и не мечтай!

– Ой, – сказала Вероника. – В самом деле? Ради меня?

– Ради тебя.

– Милый, а то у меня просто страшные мысли…

Второй звонок был в санаторий, Минцу.

– Я заеду за вами на такси, – сказал он. – И сразу к вам в лабораторию.

– Правильно, – сказал Минц, – у меня уже появились кое-какие мысли, как ограничить эти бактерии сферой внутренней политики…

Профессор Минц ждал водопроводчика Кешу, который шел к нему уже вторую неделю. За это время Кешу видели в ресторане «Гусь», где он обмывал новый мерседес бывшего Коляна, а нынче президента фонда «Чистые руки» Николая Тиграновича, встречали Кешу на демонстрации либерал-радикалов, где каждому участнику выдавали по бутылке «Клинского», видали его и в заплыве через реку напротив краеведческого музея, в котором он участвовал и побеждал, потому что приехало вологодское телевидение. Много где встречали Кешу, но не на работе.

Профессор Минц, хоть и добрый, гуманитарный (так теперь принято говорить) человек, замыслил уже страшную месть. Где-то у него хранилась бутылочка со средством «Трудолюбин». Принявшего средство охватывало неудержимое желание трудиться. Двадцать четыре часа без передыху.

Но тут открылась дверь, которая никогда не запиралась, о чем в городе знала любая бродячая кошка, и вошел сантехник – нет, не Кеша, а другой человек. Немолодой, приятный лицом и манерами.

– Вызывали? – спросил он.

– Ох и вызывал! – ответил профессор. – Вы водопроводчик?

– Сантехник, – сдержанно поправил его мужчина. Был он одет в скромный, но чистый комбинезон и кроссовки «Адидас». В руке чемоданчик – потертый, но целенький и чистый. Все в водопроводчике вызывало доверие.