Джунгар. Небесное Испытание - Ольга Погодина

Это хорошо для его целей. Он подошел к столу, достал оттуда простой деревянный ящичек и открыл его, поддев ногтем замочек. Внутри находились баночки с некими притираниями, которые следовало ежедневно втирать, иначе, чего доброго, он еще перестанет отражаться в зеркалах. Судья Гань Хэ какое-то время втирал мазь в кожу лица, потом поднес к нему зеркало и придирчиво осмотрел себя. Некоторые люди бывают такими же бледными и землистыми.

Потом судья позвонил в колокольчик и вызвал своего секретаря. Едва этот нескладный, похожий на журавля человек возник у него на пороге, как судья скоренько запер дверь и наглухо зашторил все окна. Комната погрузилась в полумрак.

Секретарь пристально посмотрел на господина, потом высунул на глазах раздвоившийся язык и зашипел. Судья зашипел в ответ, покачиваясь всем телом так, словно в нем не было костей. Они шипели и раскачивались, глядя друг на друга совершенно одинаковыми, пустыми и темными глазами.

Они могли бы не опасаться быть подслушанными – скорее, увиденными. Потому что не существовало в Срединной ни одного человека, который сейчас знал бы язык гулей, этих порождений Огня и Воздуха, а если бы такой человек нашелся, он бы рассказал, что секретарь спрашивает судью Гань Хэ о том, когда же наконец они смогут приступить к осуществлению своих планов и использовать маленькое «человекообразное», которое они привезли с собой, а судья отвечает, что «человекообразное» было неожиданной удачей, а первую часть своего плана они выполнили точно и в срок. И потом еще что-то о том, как было приятно размножаться.

– Джэгэ убит!

С этой новостью Чиркен буквально влетел в палатку Элиры.

Жрица невозмутимо улыбнулась ему. Илуге в этот момент остро позавидовал ее умению владеть собой. Сам-то он почувствовал, как у него буквально отвисла челюсть.

– Сядь, молодой господин, и выпей вот это. – Элира подала ему один из своих бесконечных отваров, без которых, казалось, жить не могла. – А потом расскажи нам все подробнее.

Бывают такие женщины. Вроде скажет и мягко, а все подчиняются. Так и Чиркен – вмиг притих, пригладил волосы и послушно взял чашку.

– Гонец от джунгаров пришел. Я его не знаю. Решил на всякий случай не попадаться на глаза. А потом… потом мне сказали, что Джэгэ вызвал на поединок по старинному обычаю горган-джунгар по имени Марух. И победил его. То есть убил. И теперь Марух – наш новый хан! – Последнюю фразу он выпалил тем же тоном, не переводя дыхания.

– Если удержит бунчук, – медленно сказал Илуге. Что-то, какое-то неприятное предчувствие все последнее время грызло его. Словно он упустил что-то жизненно важное и не понял, что именно. Не то чтобы он горевал о смерти Джэгэ. Останься он ханом, Илуге скорее всего жилось бы не слишком сладко. Да и сам по себе наследник Темрика, особенно в свете того, чему он был свидетелем, уважения не вызывал. А все-таки… Скорее всего противник у Джэгэ был старше, опытнее и просто сильнее – наследник хана, хоть и обещал еще подрасти, а был Илуге едва ли по плечо. И все-таки – наследник, Темрик назначил его. Илуге внутренне хмыкнул. А ведь он и сам не заметил, как стал думать как джунгар, как проблемы джунгаров стали его, Илуге, проблемами. А ведь еще какой-то год назад…

– Гонец приехал за мной. – Чиркен остро глянул из-под ровной черной челки. – И что бы он ни говорил сейчас косхам, если я вернусь – убьют.

Он сказал это просто. За последние полгода из запальчивого мальчишки Чиркен превратился во взрослого человека, за которым смерть следует по пятам. Иногда Илуге видел, как он, думая, что никто его не видит, сидит со слепым лицом, поглаживая небольшой амулетик из сердолика, – все, что осталось ему на память о погибшей невесте. В смерти которой, Илуге видел это, он не раз себя мучительно винил. Однако с тех пор говорить о том, что случилось, Чиркен отказывался. Сжимал губы, отворачивался и молчал. Впрочем, и они старались не бередить незаживающую рану.

– Нет, пожалуй, не сейчас. – Илуге покачал головой. – Убив еще и тебя, этот Марух, или как его там, лишится поддержки. Может быть, позже. Но только не сейчас.

– Тебе хорошо говорить, – фыркнул Чиркен. – Не твоя голова с плеч полетит.

– Илуге прав, молодой господин, – подняла голову Элира. – Твое убийство было бы в первую очередь исключительной глупостью.

– А мне будет легче с того, что меня убьет исключительный глупец? – взвился Чиркен. Глаза его сердито сверкали.

– Но, сидя здесь и отказавшись ехать, ты злоупотребишь гостеприимством косхов. И кроме того, только среди джунгаров ты сможешь найти такую поддержку, которая тебя обезопасит, – возразила она.

– А еще никто не посмеет обвинить тебя в трусости. – Последнюю фразу Илуге произнес не без умысла. Ему, признаться, до смерти надоело здесь сидеть. Он соскучился по Янире, Баргузену, Онхотою, Унде. А еще – по Нарьяне. Особенно по ней, особенно по ночам. Бозой, не смея вернуться, не выполнив приказа, тоже ходил мрачнее тучи: хоть косхи и проявили гостеприимство, оно по всем приметам выходило куда как затянувшимся.

– Так и скажи, что вам здесь из-за меня сидеть надоело, – резко ответил Чиркен. – Плакал теперь твой Аргол.

– Поглядим. – Илуге насупился. – В любом случае стоит дождаться того, что тебя позовет Буха. От него уже две луны ни слуху ни духу.

По лицу Чиркена он понял, что новоназначенный военный вождь всех джунгаров не уверен, что, с учетом последних перемен, может продолжать опираться на дядю. Если подумать, каково это – вдруг остаться совсем одному, с нешуточной угрозой быть убитым в любой момент из-за угла, становилось страшно.

– Дядя тебя не оставит. – Элира подлила им чаю. – Он и сам занимал в племени положение из-за своего родства с вашим ханом. Чужаки ему не по нраву.

– Поглядим, – точно копируя Илуге, буркнул Чиркен.

Они застряли здесь с самой весны после того, как Буха прислал гонца. Темрик умер раньше, чем они пришли в себя после столь достопамятной встречи. И эта смерть снова все изменила.

До того, как Джэгэ поднимут на войлоках и он повторит свою клятву, дядя советовал Чиркену не возвращаться. Даже Бозой, вовсе не расположенный задерживаться у косхов, и тот признал разумность этого совета. И они остались.

Джэгэ стал ханом в день летнего солнцестояния – праздник, считавшийся для этого очень благоприятным. В этот день Илуге нашел Чиркена пьяным, отобрал у него бурдюк с архой и уложил спать, ни слова не сказав. Наутро Чиркен тоже словом не обмолвился, но что-то в них обоих будто хрустнуло… и стало на место. Сын Тулуя перестал считать его человеком, виновным в смерти своего отца. Чиркен ничего не сказал, но Илуге чувствовал, как незаметно, словно крошечный слабый росток, в них обоих зарождается взаимная симпатия. Еще через несколько дней Уйгуль снова перешел человек Бухи. Джэгэ не подтвердил клятвы.

Понятно, что теперь им всем следовало оставаться здесь столько, сколько будет возможно. Новости с той стороны Уйгуль приходили одна другой неприятнее: Джэгэ снова принял ургашей и вроде бы согласился принять участие в их походе. Джэгэ поссорился с Онхотоем. Джэгэ замирился с тэрэитами и мегрелами. Джэгэ…