Две недели в сентябре - Роберт Шеррифф

Они увидели, что шофер уже вышел из автомобиля и открыл заднюю дверцу. С презрением окинув взглядом узкий дом с выцветшими стенами, он перевел глаза на свою большую сверкающую машину. Это был высокий мужчина с густыми черными бровями и продолговатым, острым лицом. Рот у него был словно подвешен к носу на двух длинных темных ниточках, привязанных к уголкам губ. Он выглядел так, будто мрачными грозовыми ночами управлял летящими над пропастью призрачными каретами. Когда его губы растянулись в ледяной улыбке, Стивенсы увидели, что у него только два передних зуба, и лишь после этого, напрягая воображение, сумели разглядеть в нем что-то человеческое. Эрни не понимал, как этот шофер вообще появился на свет: его просто невозможно было представить маленьким ребенком.

Он не сделал ни малейшей попытки помочь Стивенсам, которые сгрудились у дверцы автомобиля, как маленькое стадо перепуганных овец, – он просто наблюдал, наслаждаясь их замешательством. Наконец мистер Стивенс повернулся, положил руку жене на талию и мягко подтолкнул ее вперед, но она совсем оробела и отпрянула.

– Пусть не я буду первой! – пролепетала она. В конце концов выйти вперед отважилась Мэри – она со смехом забралась в автомобиль, но в ее глазах читалась злость, а щеки раскраснелись. В окне напротив она мельком увидела молодых людей и девушек, и ей показалось, что постояльцы “Платанов” смеются над ними. Все семейство быстро последовало за Мэри; мистер и миссис Стивенс устроились рядом с ней, Эрни на маленьком сиденье лицом к ним, а Дик рядом с шофером. Автомобиль двинулся к морю, повернул на запад и с ровным гулом поехал по набережной.

Некоторые провожали их взглядами, и мистер Стивенс гадал, уж не считают ли эти люди его хозяином автомобиля. Ему очень хотелось встретить кого-нибудь из своих вечерних друзей из “Герба Кларендонов”, но не повезло – хотя один раз он с надеждой и в то же время со страхом подумал, что видит на тротуаре впереди широкую спину Рози. Днем у нее вполне могло быть свободное время, и если бы только она его увидела, а он притворился, что не замечает ее, вечером было бы очень весело: она бы принялась его отчитывать, а он – выдумывать всяческую ерунду, чтобы досадить ей… Но это оказалась не Рози – он глянул на нее краем глаза и увидел резко очерченный профиль совсем другой женщины. Они выехали на окраину города и свернули на узкую проселочную дорогу, с которой у мистера Стивенса были связаны приятные воспоминания. Обычно, отправляясь на очередную долгую прогулку, он сначала шел по ней пешком, а уже потом садился в автобус и поднимался на холмы. Раньше эта красивая дорога безмятежно петляла между высокими живыми изгородями и тучными пастбищами, но в последние годы она оказалась в руках строителей – и изгороди постепенно облысели, стали пыльными и кое-где зияли большими дырами, через которые въезжали грузовики с кирпичами, а там, где раньше подрастали жаворонки, теперь выросли виллы.

Именно рядом с такой виллой и притормозил автомобиль; они видели, как шофер наклонился, переключая передачу, а потом машина осторожно въехала в блестящие желтые ворота и двинулась по новой гравийной дорожке, сверкавшей в послеполуденных лучах. Стивенсы, нетерпеливо потянувшиеся к окнам, увидели ярко-красный дом, который ни одно дерево не укрывало от палящего солнца.

Автомобиль остановился, и шофер внезапно ожил. Он бодро вскочил со своего места и поспешно распахнул заднюю дверцу.

Навстречу им вышел сам мистер Монтгомери.

– Ага! – воскликнул он весело. – Добрались благополучно? Ну и чудесно!

Шофер помог Стивенсам выйти из машины, и мистер Монтгомери горячо пожал руку каждому члену семьи, которого мистер Стивенс ему поочередно представлял.

Одет мистер Монтгомери был примерно так же, как и в тот раз на пляже, но дети впервые могли рассмотреть его вблизи. Кроме того, теперь на нем не было шляпы, и они увидели, что голова у него совершенно лысая и блестящая. Казалось, кто-то пожадничал, расположив его глаза, нос и рот слишком близко друг к другу и оставив огромную площадь лица пустой, и, когда Стивенсы последовали за мистером Монтгомери в дом, Эрни подумал, что на затылке у него хватило бы места для еще одного лица.

Дом и в самом деле выглядел совсем новым, словно его закончили за пять минут до приезда Стивенсов, и трудно было представить, что какая-нибудь из его частей построена хоть на несколько дней раньше остальных. Это было большое здание из ярко-красного кирпича, частично отделанное белоснежной штукатуркой; по обеим сторонам крыльца высились две белые колонны, а входную дверь украшал цветной витраж, изображавший старинный корабль под всеми парусами. На каждом окне висели шторы в бело-зеленую полоску, и становилось понятно: солнце – обжигающее, безжалостное, вечное – светило на этот дом с того самого дня, как он был достроен, и будет светить на него и дальше с жаркого голубого неба.

– Ну что ж, – сказал мистер Монтгомери, когда они оказались в величественной прихожей, – будьте как дома! Обойдемся без церемоний.

– Это нам подходит, – со смехом отозвался мистер Стивенс, ища, куда бы положить шляпу.

В углу стоял большой резной сундук из дуба, слишком изысканный, чтобы класть шляпу на него. Похожие сундуки можно увидеть в музеях, где у вас даже зонтик отбирают, чтобы вы не задели экспонаты. Мистер Стивенс увидел, что Эрни засовывает кепку в карман, и позавидовал ему. Дома он слегка пожурил Дика за то, что тот идет в гости с непокрытой головой, но теперь жалел, что сам не поступил так же. Тут, к счастью, его взгляд упал на диванчик в оконной нише, и он украдкой положил шляпу с краю.

– Проходите в зал! – крикнул мистер Монтгомери, и Стивенсы последовали за ним в огромную роскошную комнату, при виде которой Эрни послюнявил пальцы и пригладил волосы. Комната была выдержана в голубых тонах, и здесь стояло множество медных ваз с сухими папоротниками.

– Куда это подевалась моя жена? – прогремел мистер Монтгомери. Он вышел в прихожую и крикнул в сторону лестницы: – Дейзи!

Повисло молчание, а потом тонкий недовольный голос откуда-то сверху отозвался: “Иду” – таким тоном, который явно подразумевал: “И что тебе вздумалось приглашать этих людей, не спросив меня?”

Стол уже был накрыт к чаю: хозяин проявил несомненную щедрость. Шоколадные эклеры на большом блюде, маленькие булочки с изюмом, огромный бисквитный торт, два вида хлеба с маслом, но вот леденцов от Монтгомери Эрни так и не увидел.

– Ну что ж, – сказал мистер Монтгомери, возвращаясь в комнату, – будьте как дома. Легкость и непринужденность – вот мой девиз, когда я на море.

В комнате был роскошный диван и несколько очень низких, очень мягких на вид кресел. Миссис Стивенс присела на краешек одного из них – не столько из робости, сколько потому, что через пару минут ей придется поставить на колени чашку с чаем; но мистер Стивенс, не отличавшийся такой же предусмотрительностью, откинулся на спинку кресла, которое стало проседать под ним все глубже и глубже, пока ему не пришлось выпрямить ноги и они не перестали доставать до пола. Эрни наблюдал за отцовскими злоключениями со смесью любопытства и тревоги, смутно подозревая, что надо бежать за спасательным поясом, но вскоре мистер Стивенс выбрался из кресла и как раз успел встать, когда вошла миссис Монтгомери.