Волки - Эль Реми

Он проснулся совершенно один.

Серый утренний свет заливал квартиру, делая ее несколько унылой и неуютной. В этом доме был лишь необходимый минимум вещей, никаких милых безделушек или декоративных предметов интерьера. В противоположном конце помещения – кухонный гарнитур и барная стойка, в центре диван, теплый ковер из овчины, на стене телевизор. Рядом с кроватью, на которой лежал Маэль, стояла вешалка с вещами.

Он медленно поднялся, разминая затекшее тело. На нем была одежда, в которой он вчера пришел, – черный свитер и джинсы. Ботинки валялись в углу, у большого зеркала, на котором были навешаны какие-то платья, майки и прочее. Он осмотрел пустое помещение и на секунду представил, как это было. Примерно в шесть утра Рия обнаружила себя в его объятиях. Она встала, быстро собралась, закинула вещи в спортивную сумку, собрала волосы в узел, замазала синяки на лице, наверное, даже позавтракала и быстро ушла, оставив его одного. И, без сомнения, заперла дверь, потому что знает, что Маэль приходит к ней через балкон соседней пустующей квартиры, дверь которой он взломал.

Маэль прошел в маленькую ванную комнату, умылся, попытался привести себя в порядок. Он поискал гостевую одноразовую зубную щетку, но, видимо, у Рии ее нет. Вполне ожидаемо, ведь гостей она наверняка не любит.

Подняв взгляд к зеркалу, Сантана посмотрел на себя: немного усталый, осунувшийся, взъерошенный. Он вспомнил вчерашний вечер и их разговор с Анной-Марией. Как он хотел поговорить, как она отвергла его и как же сильно он взбесился тогда. А потом она сказала ему, что они из разных миров. Что жизнь ей портит не столько балет, сколько семья. Для Маэля не было ничего хуже, ведь всех своих членов семьи он возвел в ранг святых, он их обожает. Для него семья – это крепость, где каждый кирпич поддерживает другой и где всегда можно найти отдушину. Поэтому слова Рии вызвали в нем ужас и острое непонимание.

Когда она вчера ушла (и Маэль по дурости отпустил ее), он задумался. Если посмотреть иначе, то получается, что грозный нрав Анны-Марии – всего лишь защитная оболочка, которой она прикрывается от всех напастей и давления. Она с самого детства привыкла обороняться, привыкла думать, что никто о ней не позаботится, что она сама по себе. Ни тепла, ни понимания и поддержки, которые всегда получал Маэль, Рия в жизни не видела. И это заставляло сердце Сантана замирать. Маленький одинокий ребенок, оставленный без внимания, заперт в теле взрослой девушки. Как банально, но жизненно! На досуге Сантана почитывал психологию, и это была одна из главных аксиом – все проблемы из детства. Хотя, зная Рию, можно быть уверенным, что она этого не признает и скажет, что такая жестокая лишь потому, что ей никто не нужен. На этой реплике Маэль непременно закатит глаза. Ему безмерно захотелось утешить ее. В голове не укладывалось: какого черта? Как посмела ее семья не любить ее? Ему хотелось переубивать их всех за Рию.

Именно потому Маэль и решил явиться в дом к Валевской. Ему нужно было обнять ее. Интересно, что это нужно было ему, а не ей. Хотя она нуждалась в этом. Ему стало неприятно об этом думать. Он хотел бы с ней обсудить всю эту ситуацию (или беззлобно подшутить на ней, желательно без летального исхода), но позже.

Сантана решил осмотреться. Ему было интересно, как живет Анна-Мария, как у нее в доме все устроено. Конечно, рыться в чужих вещах ниже его достоинства, но он планировал просто осмотреть, не трогать. Неспешно прохаживаясь, он цеплялся взглядом за каждую деталь в доме, как-то характеризовавшую Анну-Марию.

Например, пульт от телевизора, лежащий на маленьком столике, запылился. Валевская не смотрит телевизор. На том же столике лежала целая коробка с пластырями, использованная уже наполовину. Рядом были ножницы для педикюра, а на полу – теплые шерстяные носки. Она балерина, у которой вечно разбитые и стертые ноги, лодыжки она бережно греет в носках. Холодильник был полупустой: яйца, обезжиренное молоко, ежевичное вино, несколько бутылок воды, брокколи и, что самое странное, – целое отделение, забитое грейпфрутами. Позабавило Маэля то, что он нашел на одной из полок кучу кожуры от этих цитрусовых. Фантазия нарисовала образ Рии, старательно засушивающей кожуру и делая цедру.

Затем он оказался у ее рабочего стола. На стене над столом висел календарь и куча разных бумажек с напоминаниями. На календаре красным была отмечена какая-то дата, подписанная: «Премьера и встреча». Маэль нахмурился, пытаясь вспомнить, с кем это она должна встретится в день премьеры? Он мельком пробежал глазами по заметкам: как лучше разогревать связки, схема вязания толстых шерстяных носков (!), расписание секции тайского бокса. Он довольно ухмыльнулся, потому что теперь точно знал, что драться Рия умеет не благодаря балету. Хотя получается у нее довольно посредственно, так что, наверное, секцию она посещает нерегулярно. На полке лежало либретто «Жизель, или виллисы», балета, в котором она скоро будет танцевать как солистка и как прима во втором составе. Рядом лежал список ВИП-гостей и спонсоров, приглашенных на праздничный вечер. Некоторые имена были выделены жирным.

Под столом были сложены какие-то коробки и ящики, Маэль опустился на корточки, чтобы рассмотреть их внимательнее. Каждый был подписан: «нитки и спицы» (тут Сантана невольно прыснул), «сценарии», «документы», «визитки», «хлам». Забавно, что она хранила все подаренные ей визитки, иногда перечитывала сценарии или либретто. Анна-Мария действительно была вся отдана работе.

«Семья». Маэль замер, увидев эту надпись, и сел на пол. Коробка, выделенная для тех, кто дал ей «только фобии и чувство неполноценности». Сантана не знал, как поступить. Он не собирался копаться в ее вещах. Это было бы низко с его стороны. Однако ему так нестерпимо хотелось узнать об Анрии больше, понять, какая она была раньше, что кроется за этим ее тяжелым нравом и мнимым спокойствием.

Ладно. Он просто приоткроет и посмотрит, что именно она хранит в коробке. Лазить внутри он не станет.

Маэль аккуратно поднял крышку коробки и с удивлением увидел, что внутри одни письма. Сверху лежали какие-то обрывки – наверное, фрагменты письма. По тому, как яростно оно было растерзано, можно было предположить, что Рия, прочитав его, взбесилась, разорвала и раздраженно запихнула в эту коробку, желая скрыть с глаз долой и забыть. Ему стало ужасно интересно, что же именно могло ее разозлить.

Вообще-то, зная Рию, можно сказать, что ее взбесить может что угодно. Это до невероятного нервная девушка. Но Маэлю хотелось понять, что ее могло привести в ярость именно в этом письме именно от кого-то из членов ее семьи.

Ладно. Ладно, ладно, ладно.

Маэль аккуратно взял один из фрагментов, словно пытался обезвредить бомбу или не оставить отпечатков пальцев. Он наклонился, чтобы рассмотреть написанное. Его накрыла волна возмущения, когда он понял, что письмо написано на русском! Маэль был полиглотом, знал четыре языка, уже изучал пятый, но в это число не входил русский. «Проклятая русская династия!» – прошипел он про себя. Но это не мешало сфотографировать письмо сейчас, а перевести потом. Да, это уже походило на помешательство. Но нет ничего желаннее, чем то, что нельзя получить. Поначалу ему не так уж и важно было знать содержание письма, но после того как он увидел, что оно еще и зашифровано, любопытство накрыло с головой. Ему непременно понадобилось узнать, кто же и о чем же ей пишет на русском?