Провинциальная история - Карина Демина

Тришка вона обмолвился, что сам грести готовый целый день… но тут уж батюшка насмерть встанет. И правый будет. Какие катания до сватовства? А вдруг да после передумает, и что люди скажут? То-то и оно…

— Ведьма в городе объявилась, — веско произнесла Никанора, наливая чай в блюдце. Его она поставила на растопыренные пальцы, ко рту поднесла и подула.

— Ай, что ты такое говоришь! — нянюшка вновь на Баську покосилась.

— Правду, — Никанора чаек отхлебнула и бараночку в тарелку сунула, чтоб размякла, стало быть. — Уж седмицу как.

— Ведьма? — жить стало сразу интересней.

Басюшка отмахнулась от особо назойливой мухи, что так и норовила пряником поживиться.

— Ведьма, — Никанора склонила голову и заговорила тихо, страшным голосом: — Всамделишняя. Я слышала, как…

Ее-то рассказ был интересный, куда там прочим. И слушали Никанору с открытыми ртами, что мамки, что сама нянюшка, что Баська, у которой в голове вертелась престранная мысль.

Ведьма.

В их тихом городе… всамделишняя ведьма! И такая, которая волосья стрижет коротко, портки мужские носит, но и те драные до того, что не иначе, как чудом держатся. И главное, сама-то того не стыдится, а одна баба, торговка, стало быть, вздумавшая сказать, что стыдно этакою быть, без языка осталась.

— Как есть отсох! — сказала Никанора. И мамки заахали. А одна так закивала и добавила поспешно:

— А мужик один, что вздумал пялиться, глаза лишился!

Басюшка поежилась.

Выходит, что ведьма была и вправду настоящею, а еще злою. Как в книге. И… и как знать, вдруг да у ней, в погребе каком или сарае, цесаревич томится?

Или там маг какой.

Пусть и захудаленький, но всенепременно распрекрасный. Не на распрекрасного Баська готова не была.

— А маг наш, — продолжила Никанора, на которую в кои-то веки все глядели, — вчерась как поехал ведьму воевать, так и сгинул. Будто и не было.

Аханье стало громким. А у Басюшки в грудях защемило так, то ли от тяжести, ибо одарили ее Боги щедро, то ли от переживаний.  

— Страсти-то какие! — нянюшка поспешно сунула за щеку кусок баранки, маком обсыпанной. И щека у нее вздулась, будто распухла. А голос сделался низким, грубым. — Мне бабка сказывала, что в прежние-то времена маги с ведьмами бились смертным боем. Теперь-то все больше женихаются…

— Так оно и пользы больше, — заметила мамка. — Биться-то что? А вот ведьмы, они страсть до чего по мужиков охочие…

И замолчала, с опаскою глянувши на Никанору, а ну как та решит, будто речи сии не для ушей юницы, да со двора погонит. Но Никанора задумчиво произнесла:

— Так натура-то ведьмовская мужика требует. А сами-то они нехороши. Тощие, страшные… видала я как-то одну, не нынешнюю, а еще когда в Китеже жила.

И вздохнула этак, препечально, всем видом показывая, что жизнь та, далекая, была чудо до чего хороша. А Басечке с неудовольствием подумалось, что уж она-то дальше Канопеня и не бывала. Не считать же путешествием поездку в папенькины деревеньки, где он мастерские ладил?

Обидно.

— Тамошние ведьмы на заграничную манеру рядятся. И мода пошла, чтоб баба худою было, — продолжила Никанора, себя по бокам огладивши. Вот она-то была худа, пусть и никто-то куском ее не попрекал. Сидела за одним столом с хозяевами, ела, что и они, а вот поди ж ты… может, и она ведьма? Впрочем, подумавши, Басюшка решила, что худоба Никаноры происходит единственно от дурного ее нрава. Будь она взаправдошнею ведьмой, неужто стала бы в приживалках сидеть?

То-то и оно…

— Страх какой, простите Боги, — осенила себя святым кругом нянюшка, но любопытствия не унялось. — И что, мужики-то… глядят?

— И глядят, и замуж берут, потому как у мага, ежели ведьму в жены возьмет, сил прибавляется. Вот и терпят по-за этого и худобу, и… — Никанора обреченно рукою махнула. — Но нам не о ведьме думать надобно.

Ей, может, и не надобно, а вот у Басюшки ведьма эта из головы не идет.

А вдруг…

И маг сгинувший.

Маг Басюшке нравился, пусть и видела она его лишь единожды, когда батюшка нанял его амбары зачаровывать. Хорош. Как на картинке, даже лучше, потому как на картинке руки у цесаревича были длинноваты, а ноги коротковаты, но в остальном маг соответствовал.

— Сундуки и вправду перебрать стоит. Да посадить девок, чтоб пряжу пряли. И за шитье тоже.

Мамки закивали, живо позабывши про ведьму. Ведьма-то что? Как появилась, так и сгинет. А вот шитье — дело серьезное.

— Я тут один узор срисовала, — нянюшка ткнула Баську в бок. — Пренайкрасивейший! И если его по вороту…

— Это еще глянуть надо, можно ли по вороту какие узоры пускать. Обережные быть должны!

— Так обережный!

— А ты-то знаешь? Небось, у Куманихи рисовала, а она соврет — недорого возьмет…

Привычный гомон нисколько не мешал думать.

Мага было жаль.

И… если Басюшка его освободит? Вот как есть к ведьме отправится и освободит. Потребует, как в сказке, чтобы возвернула любого. И там уж узнает средь воронов или там гусей… Басюшка задумалась. Вороны-то ладно, птица умная, глядишь сообразит знак подать. А гуси-то? Здоровучие шумные твари, которых Басюшка с младых лет побаивалась.

Может, не в гуся попросить?

В петуха там. Чай, магу петухом побыть немного незазорно будет. Не хуже, чем гусем. Да и недолго. Там-то Басюшка освободит поцелуем.

Правда, тотчас она представила, как это, петуха целовать. И не будет ли сие слишком уж неприлично, особенно если до свадьбы? Но после решила, что если петух зачарованный, а маг порядочный, то вполне даже можно.

— Устала я, — громко сказала Басюшка, снедаемая желанием немедля броситься мага спасать. Правда, что-то подсказывало, что батюшка к этакому порыву души отнесется без должного понимания.

Еще запереть велит.

А Никанора только и рада будет.

Нет, иначе надобно, с хитрецою.

Мамки засуетились, кликнули девок, чтоб со стола, стало быть, убирали.

Тотчас взбили перины, чтоб отдыхалось легче, помогли в кровать подняться, сняли чаровички домашние, хотели было и косу распустить, но тут уж Басюшка не далась.

— Скоро встану, — сказала она, отсылая всех. И нянюшку, что обычно оставалась подле, на лавке устраиваясь, но тут, увлеченная спором за свой узор, решила его показать.

Хорошо.

Стало быть, сами Боги благоволят к Басюшке.

В груди вновь защемило, но теперь она точно знала: это от любви. Большой и чистой, такой, что любые чары преодолеет. Главное, до этих самых чар добраться.

Но тут уж Басюшка как-нибудь справится.