Казнь без злого умысла - Александра Маринина

– Втроем? – на всякий случай переспросил Коротков. – Смелков, Ворожец и этот третий парень?

– Ну да, – кивнула Федюнина. – А куда ж они без Митьки-то? Митька всегда при них был, как приклеенный. Втроем и работали, и безобразили вечерами после работы. И Юлька с ними.

– Безобразили? Это как? Дрались, что ли? Или воровали?

– Ну ты скажешь! – Анна Макаровна фыркнула и рассмеялась. – Воровать они сроду не воровали, никогда в таком замечены не были, я ж у участкового нашего, Баева, все время спрашивала. А дрались только по малолетству. Так все ж дерутся, это дело обычное.

Старушка выдержала полную драматизма паузу, округлила глаза и продолжала, понизив голос до трагического шепота:

– Пили они страшенно! Сначала вроде ничего было, ну, посидят во дворе с пивком, посмеются, песни какие-то под гитару погорланят, Митька у них все с гитарой ходил. А потом, ближе к лету, совсем с катушек слетели. Юлька тогда стала реже появляться, я так полагаю, за ум взялась, поняла, что жизнь надо строить, а не таскаться целыми вечерами с пьяными парнями. Потом Костя с ней, видать, совсем рассорился, потому что после лета она уже не появлялась на нашей улице. Летом Игорек Баев на каникулы домой вернулся, вот они вчетвером и поддавали, ни одного дня я их трезвыми не видала. Напьются так, что еле ноги волокут, аж глядеть противно.

– И Митя? – снова уточнил Коротков.

Его несколько удивило наличие в компании еще одного человека, о котором в многочисленных интервью, как уверяла Каменская, не было сказано ни слова. Баев, Смелков, Ворожец. Смелков, Ворожец, Баев. Всюду фигурировали только эти три имени, и всюду рассказывалось об их старинной крепкой дружбе. Ни о каком Дмитрии Голикове нигде не упоминалось. Или Настя что-то упустила? Забыла? Просмотрела?

– И Митя, а как же, – охотно подтвердила Федюнина и снова повторила: – Куда ж они без Митьки-то? Я уж даже к Валерке Баеву, Игорькову отцу, ходила, спрашивала, не боится ли он, что допьются ребята до зеленых чертей. Им-то что, они все равно в армию пойдут, а Игорька могли и с учебы турнуть. Ну, он меня успокоил, дескать, нормально, что он в каникулы расслабляется, потому как у них там, в школе милиции, порядки строгие, не забалуешь, живут в казарме, по сорок человек в комнате, и старшие офицеры за ними смотрят в оба глаза, вот они одиннадцать месяцев там как монахи мучаются, а в отпуске отрываются. У них, которые в школе милиции учатся, оказывается, не каникулы, как у всех студентов, а отпуск. Во как!

Старушка с гордостью посмотрела на гостя.

– Не знал, поди?

– Не знал, – соврал Коротков, старательно разыгрывая удивление. – Значит, вашего участкового пьянство сына не испугало?

– Нет, Валерка сказал, что все курсанты так лето проводят, это для них нормально и ничего страшного в этом нет.

Юрий вовремя прикусил язык, чтобы не поправить Анну Макаровну, мол, не курсанты, а слушатели.

– Потом Игорек уехал, отпуск у него закончился, а остальные попьянствовали еще немного да осенью в армию пошли.

– А после армии? Не помните?

– А чего ж, помню, – улыбнулась Федюнина. – Костина семья новую квартиру получила, пока он служил, они и переехали отсюда, так что из армии он уже сюда не возвращался. Петька, как вернулся, начал дела какие-то крутить, деньги у него появились, мать на лечение пытался устроить, да только пользы не было, Майка-пьянчужка выходила из больнички и снова пить начинала. А потом и померла. Под электричку спьяну попала. Вскоре после этого Петька уехал куда-то, несколько лет его не было, видно, за рублем погнался, а когда вернулся, квартиру эту, где с матерью жил, обменял и тоже переехал. А Митьку посадили.

– За что?

– Ой, за страшное. – Анна Макаровна осуждающе покачала головой. – Изнасиловал и убил. Говорили, ему пятнадцать лет дали.

– И потом что? – поинтересовался Коротков. – Он вернулся после отсидки?

– Да вроде говорили, что вернулся. – В голосе Федюниной зазвучала неуверенность. – Но я сама, своими глазами, Митьку не видела. А чего не видела – того утверждать не берусь.

Если старушка рассказала Камилле Милюковой то же самое и после этого Милюкову убили, значит, опасная информация кроется где-то здесь. Или Милюкова задавала еще какие-то вопросы, которые ему, Короткову, в голову не пришли? И Анна Макаровна рассказала ей что-то еще, что-то такое, чего Коротков еще не знает, но знала Милюкова, за что и поплатилась жизнью на следующее же утро.

– Вы сказали, что мне уже в третий раз рассказывать будете. – Юра говорил осторожно, будто прощупывая болотистую почву. – Значит, многие детскими годами вашего мэра интересуются?

– Ну, многие – не многие, а двое были. – Федюнина поджала губы. Похоже, вопрос Короткова ей отчего-то не понравился. – Девушка была с телевидения, которую убили на другой день, потом еще парень приходил, тоже с телевидения. Они там передачу про нашего мэра показывать собрались, вот и спрашивали, как там да чего было, когда он пацаном еще бегал.

– Разное спрашивали? Или одно и то же?

– Да парень-то больше хотел, чтобы я ему повторила то, что девушке рассказывала, потому что она ж ничего им передать не успела, убили ее, а программу им делать надо. Вот парень из ее программы и пришел узнать, что я ей говорила.

– Разве она не записывала ничего? – удивился Коротков. – Мы, журналисты, всегда записываем то, что нам рассказывают. В блокнот или на диктофон. Посмотрели бы записи, да и все.

– Не знаю. – Анна Макаровна снова поджала морщинистые губы. – А только блокнота у нее не было.

– А диктофон был? – Коротков вытащил из кармана диктофон и показал ей. – Вот такой или похожий.

– Не было, – твердо ответила Федюнина.

«Этого не может быть, – мелькнуло в голове Короткова. – Исходя из того, что рассказал мне о Милюковой Витя Егоров, у нее обязательно должен был быть диктофон. Она его наверняка не включала открыто, Федюнина действительно могла его не видеть, но он был, это точно. Вопрос в том, нашли его в квартире или в сумке убитой или нет».

Через полчаса он вышел из квартиры Анны Макаровны Федюниной и позвонил Егорову.

* * *

Около трех часов дня над Вербицком начали собираться тучи, поднялся пронизывающий ветер, а в начале пятого полил мощный холодный дождь. Настя порадовалась, что к этому моменту успела обойти все указанные Коротковым учреждения и собрать нужные документы. Она как раз размышляла, где бы ей выпить кофе, а еще лучше – пообедать, когда раздался звонок Ворожца. Вернее, звонок был, разумеется, не от него, а от Инны, которая спросила, удобно ли Насте разговаривать и может ли она передать трубку Петру Сергеевичу.

– Хочу пригласить вас с Юрой отведать самых лучших в Сибири пельменей, – радушно заговорил Ворожец. – Вы таких нигде больше не найдете. Не могу допустить, чтобы наши гости вернулись в Москву, не отведав нашего фирменного блюда.