Судья Шерман - Алекс Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ефрейтор развел курсантов по бойницам, раздал спортивные пистолеты и приказал отстрелять по сотне патронов. Сам же занял место инструктора и стал смотреть на экран компьютера, который быстро отсортировывал лучшие показатели, подсчитывал очки и раскладывал мишени по схеме поражения.
Лефлеру достался длинноствольный и чересчур легкий пистолет, однако целиться из него было довольно удобно. Рино поднял оружие и начал стрелять, мысленно провожая к мишени каждую пулю.
Они, конечно, кривлялись, старались изменить траекторию и уйти на угол деривации, но Лефлер упрямо доводил их до места, прерываясь только на замену магазина.
Компьютер Шлезингера пискнул, обнаружив результат, выбивающийся из стандартных показателей.
Ефрейтор тут же вывел мишень на экран и удивленно покачал головой. Такого он еще не видел. Нет, результативность была не самой большой. Уже сейчас Шлезингер прогнозировал этому стрелку седьмое, максимум пятое место среди шестидесяти курсантов первой роты, но кучность, с которой этот малый укладывал пули, была просто феноменальной – сплошное выбитое в мишени пятно величиной с кулак. При Дистанции в тридцать метров и времени, которое стрелок затратил на выполнение задания, это было кое-что.
Ефрейтор посмотрел на номер позиции – «24» и, оставив место контролера, пошел вдоль рядов курсантов, палящих в воображаемого врага.
Вскоре он оказался у позиции стрелка, которого искал. Это был один из парней, о которых предупреждал Поджерс.
«Сильно не гоняй, Хейф, люди недавно с того света вернулись. Просто ори побольше и пугай, но щади».
Этот был как раз одним из тех, кого следовало щадить. Теперь он стоял с опущенным пистолетом и смотрел куда-то вдаль, словно перед ним не было мишени и бетонной стенки, а только безграничная пустота, в которой взгляд не встречал никаких препятствий.
«Чокнутый», – решил Шлезингер, но по-другому и быть не могло. Нормальный так стрелять не будет.
Приблизившись к курсанту, ефрейтор тронул его за плечо. Тот обернулся.
– Пойдем возьмешь еще пятьдесят патронов и будешь поражать не центр мишени, а ее левый край. Понял?
– Да, сэр, – отозвался Лефлер.
Вместе с инструктором он прошел к раздаточному пункту и получил дополнительный боезапас. Затем вернулся на позицию, где уже была поставлена свежая мишень.
– Картун! – крикнул в микрофон ефрейтор Шлезингер.
– Ну? – отозвался Картун, коллега Шлезингера по стрелковому наставлению. Сквозь частый треск выстрелов его голос пробивался будто с другой планеты. Инструктор Картун работал со штатными спецназовцами, людьми, умело стрелявшими даже из мыльницы. – Я нашел феномена, сто кладет одна в одну!
– Гониш, Хейф.
Я серьезно. Ставлю три сотни... Принимаю. Когда подойти? Можешь прямо сейчас.
Рино даже удивился, когда его персоне было оказано столько внимания. Отстрелявшаяся рота покинула тир, а ему ефрейтор Шлезингер приказал остаться.
– Подожди, сейчас Картун подойдет – постреляешь еще раз, – сказал он, рассматривая схему поражения новой мишени. – Слушай, я тебе сказал бить в левый край. Ты так и делал?
– Так точно, сэр, – кивнул Лефлер. – Старался стрелять точно в левый край.
– Странно. – Шлезингер поскреб стриженый затылок и повторил: – Странно, картина та же, что и в первый раз. Все пули аккуратно ушли вправо и на тот же угол...
– Привет, Хейф! – поздоровался подошедший Картун. Он переваливался на кривых ногах, а следом за ним шли три спецназовца.
– О! Здорово, что вы пришли, ребята, – откликнулся Шлезингер и по очереди пожал руки всем солдатам.
Рино это не удивило. Эти люди служили вместе не один год, и им трудно было все время держаться в рамках устава.
– Вот этот парень? – спросил Картун, подходя к Рино ближе и заглядывая ему в глаза.
– А что, – закончив осмотр, сказал он, – боец что надо, стопроцентный коп...
– У него медаль за поимку маньяка, – добавил довольный ефрейтор. – Он его удавил голыми руками.
Лефлер удивился. Он не знал, что ефрейтор копался в его личном деле.
Шлезингер между тем продолжал:
– А еще на его девчонку напали похитители. Так он их разогнал...
Картун повернулся к Рино и еще раз внимательно на него посмотрел.
– Что, правда разогнал?
– Было дело, – пожал плечами Рино.
– Да, парень. Тогда давай знакомиться. Я инструктор Лазарь Картун.
– А я лейтенант Рино Лефлер, – ответил Рино и пожал протянутую руку.
– Ты хорошо стреляешь, Рино?
– Как обычный полицейский, сэр.
– А Шлезингер поставил на тебя деньги.
– Мне об этом ничего не известно, сэр.
– Ну ладно. – Картун повернулся к стоявшему в стороне Шлезингеру: – Я принимаю вызов, Хейф, но с одним условием.
– Какое же у тебя условие? – поинтересовался ефрейтор.
– Вот мое условие: сержант Брин. Он тоже будет стрелять, и, если твой парень отстреляется кучнее Брина, – ты выиграл.
– Идет.
– Но и это не все. – Картун хитро улыбнулся, ожидая возражений Шлезингера.
– Стой, я попробую догадаться: я должен завязать Лефлеру глаза?
– Нет, просто стрелять они будут не из этой пукалки, а из настоящего боевого оружия. Брин, покажи...
Один из спецназовцев продемонстрировал два пистолета, и Лефлер сразу опознал «байлот».
– Это никуда не годится, – запротестовал Шлезингер. – Я снимаю свое предложение!
– Снимаешь? – удивленно спросил Картун. – А если я против твоих трех сотен поставлю пять?
– Пять, говоришь? – Шлезингер задумался. Затем посмотрел на Рино: – Ну что, справишься?
– Попробую, сэр, – ответил Лефлер, не показывая виду, что такой пистолет для него не новинка.
– Ладно, – согласился ефрейтор. – Время ограничивать будем?
– Пока не нужно, – великодушно ответил Картун.
– Тогда вперед – на позиции. Дистанция тридцать...
Шлезингер взял у сержанта Брина один из пистолетов и, придирчиво его осмотрев, передал Лефлеру.
– Оружие тяжелое, поэтому держи его мягче, – напоследок посоветовал он, уже сожалея, что решился рискнуть тремя сотнями.
Рино взял пистолет, привычно проверил прицельную планку, подвигал пружину компенсатора и передернул затворную раму. Затем встал на позицию, поднял руку и снова почувствовал, как ствол пистолета буквально уперся в мишень. Рино готов был поклясться, что чувствует это физически.
Он и раньше стрелял неплохо, но после того, как над ним поработали люди Смайли и он трое суток был на грани жизни и смерти, что-то внутри него изменилось.