Зеркало Лукреции Борджиа - Наталья Александрова

Карина обмякла в руках Глеба, так что она испугалась, не поздно ли. Глеб бросил жену на пол, как тряпичную куклу, она со стоном пошевелилась. Людмила перевела дух, но, как оказалось, рано успокоилась.

Глеб отошел в сторону и поглядел на жену, как бы любуясь. Теперь в движениях его не было суетливой торопливости. Он глядел на Карину абсолютно прозрачными глазами, в них не было никаких чувств: ни ненависти, ни злобы. Он оторвался на миг от своего зрелища и огляделся по сторонам.

Людмила мгновенно покрылась холодным потом – сейчас он заметит, что дверь в ее квартиру прикрыта неплотно, увидит ее, и страшно представить, что будет потом.

Но Глеб был далек от таких мелочей, его занимало другое. Он подошел к стене, где стояли два кресла и столик с телефоном. Сбросив телефон на пол, он легко оторвал от столика довольно тяжелую ножку. Взял в руки импровизированную дубинку, повертел в руках и удовлетворенно кивнул – подходит. Затем сделал несколько шагов к распростертому телу своей жены, примерился…

И вот, когда Людмила взялась за ручку двери, не в силах наблюдать, как этот ненормальный забивает насмерть свою жену, произошло следующее.

Глеб наклонился, но не успел замахнуться, потому что Карина огрела его чемоданом. Оказывается, она только притворялась, что потеряла сознание. Удар был не очень сильным, но неожиданным и оттого подействовал. Глеб отшатнулся и осел на пол. Чемодан раскрылся, белье и платья высыпались на пол разноцветным потоком. Карина отбросила барахло ногой, запустила пустым чемоданом в сторону Глеба и выбежала из холла в чем была – в рваной блузке, джинсах и одной туфле.

Людмила с грохотом захлопнула свою дверь и дрожащими руками повернула замки. Слава богу!

Теперь ей не было видно, что происходит в холле, но, судя по хрипам и ругани, Глеб слегка очухался. Вот он опрокинул стул, чертыхнулся, поднялся со стоном. Людмила думала, что он уйдет к себе, но услышала, что он нажимает кнопки мобильника. Глеб подошел прямо к ее двери, и она застыла, невольно прислушиваясь.

– Кондрат? – требовательно заговорил Глеб, дождавшись ответа. – Я сейчас еду! Буду через час-полтора, как проскочу пробки, а ты привези! Что значит – где возьмешь? – заорал он, выслушав, надо полагать, возражения. – Мне какое дело, где ты их берешь! Я тебе за это плачу! На заправке подхвати, на дороге подбери, где хочешь достань! Все, хватит разговоров, выполняй!

Глеб прорычал что-то злобное и ушел, хлопнув дверью.

Людмила стояла как громом пораженная. Точнее, будто молния сверкнула и осветила наконец все вокруг.

Глеб, несомненно, звонил в загородный дом, дорога туда занимает полтора часа, и говорил со сторожем, которого зовут Кондрат. Стало быть, это тот самый человек, к которому Маргарита обращалась по просьбе Антона, чтобы выяснить, кому принадлежит красная машина. И по иронии судьбы этот Кондрат оказался работником брата…

Имя редкое, не бывает таких удивительных совпадений. И про машину он, конечно, все наврал, приплел какого-то Пчелкина. Потому что знал, что это машина Алины Красновой. Видел он эту машину. И саму Алину тоже видел…

Людмила почувствовала, что волосы у нее поднимаются дыбом. Эти частые поездки Глеба в загородный дом… и Антон был там как раз накануне. Он наверняка видел машину у них в гараже, это точно, оттого и стал интересоваться.

Людмила отошла наконец от двери, прошла в комнату и схватила зеркало. Ее отражение смотрело серьезно.

«Хватит отмахиваться от очевидного, – проговорило оно, – нужно называть вещи своими именами. Глеб серьезно болен, у него наследственная душевная болезнь, как у его деда и прадеда, как у матери. Только что ты была свидетельницей того, как он едва не убил свою жену. Ясно, что это не в первый раз. Сказал же он Кондрату, чтобы тот привез. Что привез? Уж не шоколадных конфет!

Очевидно, его приспешник подсаживает в машину случайных девиц и привозит их Глебу».

Людмила почувствовала, как все тело ее охватил холод. Нужно немедленно поговорить с отцом. У нее есть что ему предъявить.

Вечером во дворце у Папы Александра собрались самые знатные и влиятельные люди Рима. Папа усадил по правую руку от себя кардинала Пьетро Орсини и его брата Джулио, он всячески обхаживал братьев, пытаясь выведать их намерения. Кардинал Орсини держался настороженно и больше помалкивал.

В самый разгар пира в глубине зала появился крупный человек с длинными руками, густыми сросшимися бровями и сломанным носом. Во дворце его хорошо знали и боялись. Это был испанец дон Михеле по кличке Микелотто, приближенный герцога Валентино и его правая рука.

Микелотто остановил одного из слуг, взял его за локоть и прошипел в самое ухо:

– Ты знаешь меня, юноша?

– Кто же вас не знает, дон Михеле? – испуганно пролепетал слуга.

– Значит, ты знаешь, что со мной нельзя шутить, и сделаешь, что я прикажу.

Микелотто извлек из-за пазухи бокал рубинового стекла, вложил в руку слуги и прошептал:

– Сделай так, чтобы кардинал Орсини выпил вино из этого бокала.

– Но как я это сделаю, дон Михеле?

– Как-нибудь сделаешь, – отмахнулся испанец. – Ты не кажешься мне дураком. Имей в виду: если сделаешь, как я сказал, – получишь вот это, – он показал слуге мешочек с золотом, который держал в левой руке, – а если не сделаешь – вот это! – И слуга увидел кинжал в правой руке испанца. – Ты все понял? – прошипел Микелотто.

– Понял… – ответил испуганный слуга.

Он спрятал рубиновый бокал под полу кафтана и направился к столу, за которым сидел Папа со своими наиболее знатными гостями. Приблизившись, слуга подлил вино в бокал кардинала Орсини и тут же неловко задел этот бокал локтем.

Темно-красное вино выплеснулось на стол и на одежду кардинала, окрасив ее, как кровь, бокал упал на плиты пола и разлетелся на тысячу осколков.

– Простите, Ваше Преосвященство! – испуганно пролепетал слуга. – Простите меня…

Он смахнул рукавом вино со стола и поставил на место разбитого новый бокал.

– Не беспокойся, сын мой! – смиренно проговорил Орсини. – Нам, слугам Господа, не к лицу гнев! Тем более что этот бокал куда лучше прежнего… я думаю, он достоин того, чтобы из него выпил Его Святейшество Папа!

С этими словами кардинал придвинул красный бокал своему сиятельному соседу, а его бокал забрал себе.

– Налей нам вина, сын мой! – продолжил Орсини. – Я хочу выпить с Его Святейшеством за мир и процветание Италии и всего христианского мира!

Слуга дрожащей рукой налил вино Папе и кардиналу. Орсини, тонко улыбнувшись, поднес бокал к губам и сделал большой глоток, Папа едва пригубил и поставил бокал на стол.

– Почему с нами сегодня нет вашего сына, герцога Валентино? – спросил Орсини, когда неловкий слуга отошел от стола.