Зеркало Лукреции Борджиа - Наталья Александрова

Едва Людмила вошла в подъезд, ее окликнула консьержка:

– Людмила Михайловна, вы ведь Анну уволили, так кому мне теперь вашу почту отдавать?

Людмила остановилась и удивленно взглянула на консьержку.

Честно говоря, прежде она ее вовсе не замечала, и уж точно не задумывалась, для чего в их доме, кроме охранников, имеется еще и консьержка. Кажется, раньше был мужчина – немногословный такой лысоватый тип. Теперь же она впервые заметила немолодую женщину с угодливым выражением лица, и к тому же выяснила, что та знает ее имя-отчество и даже в курсе того, что она уволила прислугу… Открытие было не из приятных, получалось, что вся ее жизнь проходит на глазах множества незаметных людей.

– Я сама возьму почту, – проговорила Людмила, подойдя к окошечку консьержки.

Та без слов протянула ей стопку конвертов, но в глазах промелькнула тень неодобрения – видимо, Людмиле не полагалось самой забирать почту, это ей было не по чину, все равно как если бы она сама вздумала подмести пол в подъезде.

Людмила фыркнула, пожала плечами и направилась к лифту. Ее не интересовали размышления консьержки о социальной иерархии.

В квартире было тихо и пусто. Людмила машинально окликнула Анну, но тут же вспомнила, что сама ее уволила. Она подошла к круглому столику на звериных лапах, стоявшему посреди прихожей, и сложила на него конверты, предварительно просмотрев.

Большая часть была адресована отцу – какие-то приглашения, информационное письмо от банка, в котором отец хранил свои сбережения, конверт из налоговой инспекции…

И вдруг Людмила вздрогнула: в ее руке оказался конверт из плотной голубоватой бумаги, на котором был изображен двухэтажный дом с черепичной крышей, а рядом с ним – развесистый дуб.

Точно такой же конверт, как тот, что совсем недавно Людмила видела в теткином зеркале.

Это не могло быть случайностью!

Письмо было адресовано отцу, а обратный адрес на нем стоял довольно странный – Ленинградская область, поселок Таракановка, санаторий «Тенистая дубрава».

Людмила никогда прежде не читала чужие письма, ей такое и в голову не могло прийти, но зеркало явно намекало на то, что содержимое письма очень важно для нее, что ей необходимо его прочесть, – и Людмила, оглянувшись на входную дверь, перевернула конверт.

На ее счастье, он был плохо заклеен, и она смогла открыть его, не разорвав.

Внутри был сложенный вчетверо лист голубоватой бумаги, в правом верхнем углу которого был такой же рисунок, как на конверте.

Лист был заполнен крупным, неряшливым почерком, буквы налезали друг на друга, как пассажиры метро в час пик, и Людмиле немалого труда стоило прочитать письмо.

«Уважаемый Михаил Николаевич! С большим сожалением вынужден сообщить Вам, что, несмотря на принятые нами меры, состояние Валентины Романовны резко ухудшилось. Приступы, свидетелем одного из которых вы были в прошлом году, заметно участились. Она становится опасной для персонала и других пациентов. Правда, есть возможность применить к ней стабилизирующий препарат нового поколения, который может в ее случае привести к некоторой ремиссии, однако этот препарат еще не прошел клинические исследования и, по отзывам моих коллег, имеется определенный риск, что он может вызвать необратимые изменения в коре головного мозга. Понятно, что я не хотел бы идти на такой риск без вашего согласия.

Учитывая все это, я вынужден просить Вас в ближайшее время приехать в наш санаторий, чтобы обсудить со мной состояние Вашей супруги и меры, которые могут быть приняты. Понятно, что такой сложный и ответственный вопрос нельзя обсуждать по телефону, почему я еще раз настаиваю на вашем личном визите.

С уважением, А. Г. Расовский, д. м. н.»

Людмила изумленно разглядывала письмо.

Кто такая эта Валентина Романовна?

Впрочем, в письме это ясно сказано – она супруга Михаила Николаевича… жена отца… но как это может быть?

То есть Людмила, конечно, знала, что до ее матери у отца была другая жена, мать Глеба. Кажется, ее действительно звали Валентиной. Но о ней в их доме никогда не говорили, и Людмила привыкла считать, что первая жена отца умерла или уехала куда-то очень далеко – в любом случае, их жизни протекают в каких-то разных мирах, в не пересекающихся измерениях.

И вдруг – это письмо, из которого явствует, что Валентина жива, что она находится в санатории неподалеку, в Ленобласти, и самое странное – врач, который написал это письмо, называет ее женой отца… как же так – он что, даже не развелся с ней, когда женился на матери Людмилы?

Людмила включила компьютер, открыла карту Ленинградской области и без труда нашла на ней поселок Таракановка. Этот поселок располагался не в престижном районе возле Финского залива, а в южной части области, неподалеку от Луги. Далековато, конечно, но Людмила решила непременно съездить в санаторий, увидеть мать Глеба и разобраться с этой семейной тайной.

Утром, прежде чем отправиться в путь, Людмила, как уже привыкла за последнее время, взглянула на себя в удивительное зеркало тети Аглаи.

Сначала она увидела в нем самое обычное свое отражение.

Собственное лицо показалось Людмиле усталым и осунувшимся, но после того, что ей пришлось пережить за последнее время, это ничуть ее не удивило.

Она уже хотела убрать зеркало, как вдруг с отражением начало происходить что-то странное. Лицо в зеркале постарело, губы стали узкими, как будто прорезанными бритвой, изменился разрез глаз… вообще, это было уже не ее лицо, хотя оно казалось Людмиле странно знакомым.

И вдруг это лицо перекосила гримаса ненависти, рот разорвался в беззвучном крике, зубы оскалились…

Людмила в испуге отшатнулась от зеркала, потом взяла себя в руки и снова заглянула в него…

На этот раз в нем отражалась она сама – такая, какой она себя знала. Пожалуй, лицо было бледнее, чем обычно.

Что же это было?

Безусловно, зеркало о чем-то хотело предупредить ее, только вот о чем?

Как бы то ни было, Людмила решила не отступать от задуманного и отправиться в санаторий «Тенистая дубрава».

Большую часть дороги она проделала по приличному шоссе, но под конец пришлось с него свернуть. Впрочем, и здесь дорога была неплохая, и вскоре Людмила въехала на главную улицу поселка.

Таракановка вполне оправдывала свое название.

В самом центре поселка стояли три пятиэтажных панельных дома, первые этажи которых занимали два продуктовых магазина, кафе с выразительным названием «У папика», почтовое отделение и странное заведение под вывеской «Элитный секонд-хенд». Из окон верхних этажей свисали, как флаги полной капитуляции перед жизнью, сохнущие рубахи, штаны и прочие предметы одежды коренных таракановцев.

В стороны от этих пятиэтажек, как метастазы, расползались жилые бараки и обычные деревенские дома, выкрашенные одинаковой унылой темно-зеленой масляной краской.