Зимний сад - Адель Эшуорт

Ей необходимо видеть Томаса, решила Мадлен и прибавила шагу, моля Бога, чтобы не поскользнуться и не упасть. Ей необходимо было почувствовать на своих губах его губы, прижаться к нему обнаженным телом, ощутить его внутри себя. Она страстно хотела оказаться с ним рядом, чтобы заглянуть в глаза и самой убедиться, что Дездемона сказала правду.

Но прочтет ли она в его глазах любовь? Если Томас действительно ее любит, почему она раньше этого не заметила, пока не увидели другие? А может, не хотела замечать? Наверное, не хотела.

Сложная все-таки штука жизнь вообще и любовь в частности, продолжала размышлять Мадлен. Вот она никогда не была ни в кого страстно ачюблена, так что вряд ли могла распознать это чувство. Жак ее любил, и ей казалось, что и она его любит, однако ее чувства к Жаку в корне отличались от тех, что она испытывает к Томасу. С Жаком было просто, спокойно и уютно. Заниматься любовью с ним было приятно, и не более того. Вообще никто из мужчин, которые были в жизни Мадлен, не оставил в ее душе неизгладимого следа. Вначале она испытывала некоторое удовольствие, но постепенно оно угасало, а вся процедура превращалась в привычный обряд, оставлявший ее практически равнодушной и почти всегда скоро забывающийся.

Но с того момента, как она познакомилась с Томасом, ее реакция на него как на мужчину была крайне необычной, абсолютно неожиданной и замечательной. Стоило ей прикоснуться к нему, как даже воздух становился напоенным страстью. Когда они целовались, внутри возникало сладкое ноющее чувство; когда он входил в комнату и смотрел на нее своими темными прищуренными глазами, сердце начинало учащенно биться в груди. А когда занимались любовью... Таких острых чувств Мадлен не доводилось испытывать ни с кем и никогда в жизни. К Томасу ее неудержимо тянуло.

Почему? Мадлен и сама не могла бы сказать. Ведь она его совсем не знала. Правда, ей было известно о его вкусах, социальных и политических взглядах, его стремлениях и привязанностях, потому что они часто разговаривали об этом, однако многое в нем до сих пор оставалось для Мадлен тайной за семью печатями. Неужели она влюбилась в почти незнакомого мужчину? Неужели такое возможно?

Однако гораздо важнее было то, о чем рассказала ей Дездемона: Томас страстно ее любит. На самом деле Мадлен считала, что это вряд ли возможно. Еще никогда ни один мужчина не любил ее всем сердцем, в основном по ее же собственной вине. Она всегда держала мужчин на расстоянии, никого близко к себе не подпуская. Она уважала себя, восхищалась той женщиной, которая из нее получилась, но никогда не забывала о том, что она незаконнорожденная дочь актрисы-наркоманки, танцевавшая в мюзик-холлах, потерявшая невинность в пятнадцать лет и имевшая многочисленных любовников. И Томас прекрасно знал об этом. Кроме того, ей уже почти тридцать лет. Многие мужчины захотели бы взять ее в любовницы, но ни один приличный джентльмен не женился бы на ней, если бы узнал, кто она такая. Именно поэтому Мадлен всю себя отдала работе. Работа – это единственное, что по-настоящему принадлежит ей, она получила ее, воспользовавшись собственным умом, сообразительностью, одержимостью и решимостью. Это единственное, что способно дать ей счастье, возможность гордиться собой и чувство глубокого удовлетворения. Она никогда не откажется от нее ради любви или замужества. Никогда! И Томасу об этом сказала.

И все-таки интересно, любит ли он ее? Хорошенько подумав, Мадлен пришла к выводу, что скорее всего нет. Он наверняка увлечен ею, поскольку она окружила его заботой и вниманием, вынудила заниматься с ней любовью, чего он, похоже, не собирался делать, стала не только его соратником, но и другом. Но ведь они знакомы всего несколько недель, а чтобы расцвела любовь, требуется гораздо больше времени. И все-таки Мадлен чувствовала, что не в состоянии получить ответы на все свои многочисленные вопросы.

Через несколько минут она подошла к дому и поднялась на крыльцо, покрытое тонкой коркой льда. Холодный ветер в очередной раз швырнул ей в лицо пригоршню снега. Отворив дверь, Мадлен вошла в дом и сразу же окунулась в блаженное тепло. В нос ударил запах тостов и мастики для мебели, и она почувствовала себя дома. Впрочем, этот дом ей не принадлежит, и она не должна этого забывать. Скоро она уедет, вернется во Францию, где тепло и светит солнышко, в свой собственный дом на Рю де ля Флер в Марселе, к своей горничной Мари-Камилле, к своему обширному гардеробу и еде, по которой так соскучилась. И к своей любимой работе, без которой ей нет жизни. Пускай при одной мысли о расставании с Томасом ей становится не по себе, но она всегда должна помнить, что ее ждут и высоко ценят.

Мадлен решительно расстегнула холодными негнущимися пальцами пальто, сняла его и повесила на вешалку рядом с муфтой. Поежившись от холода, она поспешно обхватила себя обеими руками и потерла руки и плечи, после чего поправила прическу и, выпрямив спину, легким, пружинистым шагом прошла в гостиную, а потом на кухню, где увидела Томаса. Он сидел за столом с ручкой в руке, наклонив голову и задумавшись над какой-то бумагой. Остановившись в дверях, Мадлен устремила на него восхищенный взгляд, чувствуя, как тело ее обдало жаром, а холод мгновенно улетучился. Решимости как не бывало. Поскольку день выдался пасмурным и небо было затянуто тучами, Томас зажег настольную лампу. Свет от нее падал на темные волосы, отчего посередине образовалась тонкая извилистая серебристая полоска. Прядь волос падала Томасу на лоб, однако он этого даже не замечал, настолько был углублен в свое занятие. На нем были простые черные брюки, белая льняная рубашка с закатанными рукавами, расстегнутая у шеи, а также дорогие, сделанные на заказ кожаные ботинки с золотыми пряжками и деревянным правым протезом, который он показывал ей не далее как сегодня утром. Щеки были покрыты однодневной щетиной, что придавало Томасу несколько неухоженный вид. Однако Мадлен вдруг почувствовала острое желание провести по ним ладонью, почувствовать их шероховатость, и ей живо припомнилось, как щетина Томаса вчера, когда они занимались любовью, царапала ей бедра, доставляя ни с чем не сравнимое удовольствие.

Or одного взгляда на Томаса, от одного воспоминания о том, как они вчера занимались любовью, у Мадлен перехватило дыхание, в животе возникло ноющее чувство, а тело охватила сладостная истома. Ни к одному мужчине не испытывала она таких чувств.

Внезапно он поднял голову, бросил взгляд в сторону двери и резко выпрямился. Похоже, он был настолько поглощен работой, что даже не слышал, как она вошла.

Взгляды их встретились. Прислонившись к косяку, Мадлен скрестила руки на груди. На губах ее медленно расплылась удовлетворенная улыбка.

Заметив ее, Томас ухмыльнулся во весь рот, озорно, как мальчишка, показав при этом идеальные зубы, и внезапно покраснел.

Вот это да! Томас покраснел. Интересно, почему? Неужели вспомнил о вчерашней ночи? Неужели застыдился безудержной страсти, охватившей их всего несколько часов назад? Мадлен ужасно хотелось его об этом спросить, но она не решилась. Но его улыбка была ей приятна.

– Я послал срочное сообщение сэру Райли, – проговорил он, откашлявшись. – Подробно объяснил ему ситуацию. Думаю уже завтра получить от него ответ.