Волынский. Кабинет-Министр Артемий Волынский - Зинаида Чиркова

Царевич исчез, пропал. Но сообщение Анны навело Петра на мысль, что он убежал за границу, и теперь по справкам на почтовых дворах стали его искать. Царевича не было на этих дворах, но проезжал подполковник Коханский с супругой и поручиком, тремя слугами, а другой возок был с утварью. А на следующей почтовой станции зарегистрировался польский кавалер Кременецкий в усах и небольшой бородке, а сопровождал его полненький молоденький паж, трое слуг и друг семьи...

Анна ахала от изумления и восхищения перед удалью братца — сама она не решалась даже выйти из воли сварливой и придирчивой матери. Нет, смелостью она не отличалась, но поступок Алексея взбаламутил её душу.

Но потом пришло ясное осознание последствий поступка Алексея. Она знала, сколь длинны руки у её батюшки-дядюшки и сколь тонки ноги у её двоюродного брата. Так и виделось ей, как тянутся руки царёвы к горлу Алексея, и она трепетала от ужаса при одной мысли, что её могут заподозрить в сговоре с Алексеем. Тихонько, как мышь, сидела она в своей Митаве, писала низкопоклонические письма-грамотки Екатерине, смиренно и аккуратно отсылала грамотки и матери и боялась стронуться с места.

Уже после, стороной, из недомолвок и обрывков разговоров составила она своё представление о том, что произошло с её братцем, и чем кончился его страшный отъезд за границу.

Алексей прибыл в столицу Священной Римской империи поздней осенью 1716 года и сразу же приказал отыскать дом вице-канцлера венского двора Шенборна. Несмотря на поздний час, Шенборн принял русского царевича — тот стоял у подъезда и просил немедленной аудиенции.

Шенборн был изумлён: русский царевич озирался по сторонам, словно загнанный заяц, бормотал бессвязные слова и просил приюта.

— Мой отец говорит, что я не гожусь ни для войны, ни для правления. У меня, однако же, довольно ума, чтобы царствовать. Бог даёт царства и назначает наследников престола, а меня хотят постричь в монахи, заключить в монастырь, чтобы лишить прав и жизни. Я не хочу в монастырь. Император должен спасти меня, — это было всё, что понял Шенборн из сумбурной речи Алексея.

Шенборн понял, что в его руки попала крупная козырная карта в большой политической игре, и приободрил царевича.

Но открытое политическое убежище означало бы и открытый вызов русскому царю, который мог не остановиться и перед войной, а вот воспользоваться его положением и выторговать кусок земель или поддержку войсками можно было бы. Шенборн доложил обо всём императору, и политическая война началась...

Прежде всего венское правительство упрятало принца в труднодоступную горную крепость в Тироле — Эренберг. Только его спутники, стража да несколько слуг — вот и все, кого видел в эти дни царевич в Эренберге. Полная изоляция — ни он не может никому писать или с кем-то встречаться, ни к нему никто не вхож.

А Пётр, прождав сына полтора месяца, начал подозревать истину, хоть и послал генералу Вейде, командующему русскими войсками в Мекленбурге, приказ организовать поиски царевича.

Но он понимал, что просто так Алексей не мог исчезнуть, и приказал находившемуся в Вене Аврааму Веселовскому, вызвав его в Амстердам, следовать по пятам за царевичем и найти место, где он скрывается, сообщая об этом срочными эстафетами.

Веселовскому же вручил Пётр письмо для римского императора и венгерского короля Карла VI. Там он писал, что беглец находится на территории Австрии, в этом нет никакого сомнения, и что из этого может выйти не нужный никому из сторон конфликт.

Но Веселовскому несколько месяцев не удавалось напасть на след Алексея. Только в январе следующего, 1717 года он установил, что ещё в октябре прошедшего года царевич был во Франкфурте-на-Одере, а оттуда выехал в Бреславль.

Везде находились отметины Алексея, везде он скрывал своё настоящее имя и имена своих спутников. Но Веселовский двигался от станции к станции по следам царевича и доехал до Вены. Здесь нить поисков оборвалась. Долго рыскал он по Вене и её окрестностям и всё-таки нашёл убежище царевича. В помощь ему Пётр прислал гвардейского офицера Румянцева.

Без конца добивался Веселовский аудиенции у Карла VI. Император отмалчивался, приказывая не принимать его, но дольше тянуть было невозможно: с русским царём играть в прятки долго не следовало.

Карл принял Веселовского. Тот передал послание своего царя и заявил, что царевич скрывается в Эренберге. Карл VI удивлённо поднял брови и высокомерно ответил, что ему ничего не известно о русском царевиче.

Не раз и не два наведывался Веселовский к кесарю, но австрийский двор занял позицию странную: вроде бы и здесь царевич, а вроде бы его и нет. А пока что Алексея срочно переправили в Неаполь, где заперли так, что возможности сообщаться с остальным миром у него не было никакой.

Но Румянцев проник в тайну местонахождения царевича, и снова Веселовский стал добиваться аудиенции у Карла VI.

Кесарь молчал до тех пор, пока не прояснил обстановку в Европе: ему важно было знать, как отнесутся другие государства к тому, что он взял под свою защиту русского принца, применит ли Пётр войска для освобождения сына. А пока что он составил туманное письмо к Петру. Признавая, что Алексей находится в его владениях, Карл между тем заверял царя, что будет относиться к царевичу со всяческим попечением, чтобы он не попал в какие-нибудь неприятельские руки.

Пётр, сжав зубы и хорошо зная коварный и лживый нрав Карла, отправил в Вену опытного царедворца и дипломата Петра Толстого. И в своём послании пригрозил Карлу, доказав ему неопровержимыми фактами, что ему хорошо известно, как был Алексей принят в Вене и отослан в Эренберг, а потом и в Неаполь австрийскими властями.

Под этим давлением Карл вынужден был согласиться на свидание Толстого с Алексеем.

Анна не знала в точности, как прошли все встречи запертого в крепком замке Алексея с Толстым. Вручая письма царя Алексею, опытный дипломат прибегнул ко всем возможным уловкам, чтобы привезти царевича в Россию. Он и грозил, и уговаривал, и обещал прощение царя. Он действовал и обманом, и подкупом. Даже австрийцы пригрозили Алексею, что отнимут у него девку. Только на эти уловки и сдался Алексей.

В страхе за себя, за своё благополучие, за благополучие всех родных, Анна тем не менее в душе сочувствовала Алексею, жалела его, но ни одна живая душа не услышала от неё ни единого слова по этому поводу. Алексей совсем было уже собрался ехать в Рим, под защиту римского папы, да этого ему не дала сделать Ефросинья. Подкупленная лестью и ложью Толстого, его деньгами и советами, она запросилась домой, в Россию. И судьба царевича решилась...

Правда, он заявил Толстому, что поедет в Россию лишь с условием, что ему дадут жить в своих деревнях, что он женится на Ефросинье. И снова написал униженное и жалостное письмо Петру.

Сопровождаемый Толстым и Румянцевым, выехал Алексей к отцу на верную погибель. Была у него ещё крохотная надежда, что отец всё-таки простит его. Надежда эта основывалась на письме царя, полученном Алексеем в дороге: «Мой сын. Письмо твоё, в четвёртый день октября писанное, я здесь получил, на которое ответствую: что просишь прощения, которое уже вам пред сим чрез господ Толстого и Румянцева письменно и словесно обещано и что и ныне паки подтверждаю, в чём будь весьма надёжен. Также о некоторых твоих желаниях писал к нам господин Толстой, которые також здесь вам позволятся, о чём он вам объявит».