Демократия и бомбардировки. Есть ли будущее у демократии? - Зоран Аврамович

Не умолкают серьезные споры о характере минувших войн в научных и политических кругах. Несербская сторона пытается доказать, что Сербия вела агрессивные войны. В пользу этого утверждения приводятся серьезные аргументы. Войны начались в Словении летом 1991 года, после чего распространились на другие территории СФРЮ (Аврамович, 2002). Но не это сыграло существенную роль. Главная проблема состояла в следующем: почему народы и их элиты воевали в бывшей Югославии? Эти войны велись не ради завоевания чужих территорий и народов, а были войнами за свои национальные государства. Тем, кто обвиняет Сербию в агрессии, легко предъявить тот факт, что это произошло из-за сербской диаспоры, которая во время неконституционного отделения Хорватии не пожелала оставаться в границах республики. Единственное решение могло быть только таким: сербы получили бы великую державу, а прочие национальные территории оказались урезанными. Это может быть политико-волюнтаристским или политико-стратегическим аргументом иностранных сил, но не национально-правовым. Каждый народ имел право на свое государство, только сербы были лишены этого. Но нельзя из-за этого обвинять сербов в развязывании войн, и тем самым считать их виновниками вооруженных конфликтов. Критический анализ военных конфликтов в СФРЮ, сделанный в хорватских школьных учебниках, мы изложили на международной конференции и опубликовали в сборнике «Образ „другого“ соседа в школьных учебниках балканских стран» (2001).

Если такие интерпретации войн войдут в систему образования, то нельзя будет говорить о стабилизации мира на Балканах. Правильная интерпретация военных конфликтов должна состоять в том, что народы бывшей страны воевали за создание своих государств, но это право не признается за сербами «по ту сторону Дрины».

В ходе военных конфликтов, да и сегодня, вне всякого сомнения, чаще всего звучат слова «сербская агрессия». Война в Хорватии и в Боснии и Герцеговине в политическом сленге представлена как агрессия, в результате чего прикрываются истинные далеко идущие намерения сепаратистской и внешней политики. Такое определение военных конфликтов не только скрывает факт проживания сербов на территориях своих древних предков в Краине и Боснии, но и сообщает не информированным гражданам, что их там якобы и не было, и что Сербия завоевывает чужие территории! Европа и мир создали новые государства (Хорватию, Боснию и Герцеговину), которые сербский народ в момент их создания не хотел признавать на своей части территории. Столкнувшись с этой, возможно, неожиданной реакцией сербов, евро-американская дипломатия принялась эксплуатировать тезис о «сербских агрессорах», подготовив тем самым своих граждан к изгнанию сербского народа из Хорватии (около четырехсот тысяч). То, что не удалось сделать Павеличу в Независимой державе Хорватии, осуществила евро-американская демократия! Пути истории воистину неисповедимы.

Хорватия строила свою борьбу за международное признание на постоянных обвинениях Сербии в агрессии против Республики Хорватии, продвигая политический маркетинг хорватской демократии и сербского коммунизма. В этой игре Хорватия представляла себя жертвой, что повлияло на антисербскую кампанию в политических и медийных мировых центрах. Сербское политическое сознание было сбито с толку. Оно взывало к легитимным правам народа вместо того, чтобы направить дискуссию в русло пересечения сербских и хорватских интересов в только что воссозданном государстве, перевести решение проблемы в плоскость аргументов и тем самым избежать груза политических предрассудков, царящих в международном сообществе. Хорватская политическая пропаганда вещала на весь мир, что Сербия – агрессор, скрывая тот факт, что ее проблема – краинские сербы, а не Сербия.

Роль жертвы сыграли и словенские, мусульманские, хорватские политики, а до 1999 года – и албанские в Косово и Метохии. С этой ролью, как в примитивной театральной среде, согласились и мировые центры политической власти (и их медии).

Мы живем в информационном обществе. «Мир выглядит настолько насыщенным информацией, что ему остро не хватает человеческой способности придать ей хоть какой-нибудь смысл» (Кин, 1995:134).

Сербы наивно верили в то, что достаточно заявить о своем праве на выражение политической воли. Они не знали, что на всемирном политическом рынке это право может быть растоптано и отвергнуто.

В ходе военных конфликтов мировые СМИ, как и СМИ сепаратистов, вели настоящую информационную войну против интересов сербского народа. Сербские стремления лексически обозначались так, что они автоматически, без размышлений, вызывали у читателей, слушателей и зрителей осуждение, презрение, гнев к сербам. Это именовалось демонизацией сербов. О такой невиданной вакханалии свидетельствуют многочисленные статьи и труды с цитированием лживых и фальсифицированных документов (Живковић, Н., 2003).

Любая мысль о мире призвана в корне изменить информационную картину времен военных конфликтов. Она должна обеспечить уважительное отношение СМИ к фактам и обеспечить принцип «пусть будет услышана и другая сторона». Дебаты должны вытеснить монологи, осуждения, подозрительное единодушие.

Существуют фундаментальные различия в определении этого понятия (Аврамович, 2002). Лексическую игру против Сербии продолжили создатели политики и общественного мнения Запада путем изобретения новых погромных слов. Так, сербов вопреки фактам называют ортодоксальными коммунистами, несмотря на то, что сербский крестьянин всегда был собственником своей земли и что сербский народ на протяжении всей его истории не лишали частной собственности и не отказывали ему в борьбе за национальную свободу.

Рука об руку с коммунизмом идет и антидемократизм. Сербов называют антидемократическим народом, лишившим демократии несербские народы в социалистической Югославии. Вопреки тому, что Сербия отказалась от «государственных претензий» в Словении и Хорватии и позволила этим народам строить свою демократию, впрочем, как и мусульманам, и македонцам. В Сербии существовали все институты, присущие демократическому государству, и совсем другое дело, как они функционировали, и какой облик имела политическая культура.

Словарь презрительного отношения к сербам совершенствовали и борцы за права угнетенного албанского народа в Косов и Метохии. Они живут в Косово и свободно передвигаются по Европе и миру, беззастенчиво клевеща и рассказывая о «сербских репрессиях» в Косово. Адем Демачи, который прославился благодаря глупости югославских (а не только сербских) коммунистов в должности председателя Косовского комитета по защите прав человека, рассказывает в Приштине европейским парламентариям о том, что «террор сербского режима просто невыносим» («Косово нeħe бити српска колониjа», Дневни телеграф, 26.5.1996).

Наконец, язык, на котором говорилось об агрессоре, не мог не использовать психологический потенциал обвинений в фашизме и нацизме.

Словенский поэт увидел фашизм в провозглашении сербских национальных интересов на развалинах Югославии. «Ньшешний сербский фашизм» – пишет Алеш Дебеляк в своей книге «Сумрак идолов» (1994).