Метро 2033: Высшая сила - Сергей Антонов

– А знаешь, Юрий Трофимович, что означают цифры три и сто двадцать восемь на этикетке?

– Откуда? Вообще-то я предпочитаю водку. – Кречет выпил свою рюмку залпом и пыхнул сигарой, окутавшись облаком дыма. – Во-первых, очень по-русски. Патриотично. Во-вторых, церемоний никаких соблюдать не надо. Я ведь как папаша Мюллер – до сих пор не знаю, как правильно есть яблоко: резать или кушать целиком, как делают у меня дома.

– М-да… Что-то в твоих словах есть. Но «Камю»… Здесь смесь трех уникальных спиртов разной выдержки: сорок один год, сорок три и сорок четыре. В сумме – сто двадцать восемь. Благородный, изысканный напиток… Просто симфония.

– Вам по статусу положено пить такой коньяк, чтобы держать марку.

– М-да. Статус, звание… – Дабл Вэ наполнил рюмки. – А ты, Трофимыч, по-прежнему майор… Почему?

– Антон Иванович Деникин не давал своим офицерам наград и званий за победы над красными, поскольку считал Гражданскую войну братоубийственной. Я следую такому же принципу. Свое звание получил до Катаклизма и горжусь им. А то, что мы с вами делали последние двадцать лет… Не думаю, что это заслуживает наград и чинов. Вы ведь тоже понизились в ранге до генерала.

– Знаешь, Трофимыч, я иногда позволяю в отношении тебя… Ну, всякое… Невольно проецирую на старого верного друга косяки нашей безалаберной молодежи. Их посылаешь подглядывать, а они подслушивают. Вот и срываюсь. Кричу. Оскорбляю. Ты уж прости.

– Ерунда. Я все понимаю. Как-никак, а больше полувека вместе. Понимаю и не обижаюсь.

– Да. И все эти годы мы пахали, как рабы на галерах. Кто оценит, Трофимыч, кто оценит? Я уверен, что войду в историю как один из целого пантеона главных разжигателей ядерной войны, приведшей к краху человеческой цивилизации.

Дабл Вэ вытащил из кармана платок с вышитой на уголке литерой W и старательно промокнул им вспотевшую лысину.

– Почему-то считается, что все, сделанное мною, совершено во имя каких-то личных амбиций, ради власти. А в народе я якобы вижу лишь бессловесное стадо, способное только на то, чтобы идти в направлении, указанным пастухом. Это не так. Я всегда ценил людей, однако… Кому-то ведь надо быть вожаком. Так было во все времена. Моисей возглавлял исход евреев из Египта и не позволил им загнуться в пустыне. Заслуги Наполеона, которого любило столько же французов, сколько и ненавидело, оценены по достоинству – прах императора покоится в Доме Инвалидов. Кажется, Виктор Гюго сказал о дне похорон Наполеона: казалось, будто весь Париж переместился в одну часть города, как вода в вазе, которую наклонили. А ведь находились те, кто видел в Наполеоне Антихриста. Таких примеров можно привести сколько угодно. Разве они не применимы к России? Да, были ошибки. Порой грубые. Но были и победы. Мы делали для России все. Даже то, о чем иные думали, но боялись сказать вслух. Мы работали. С утра до ночи. Изо дня в день, из года в год. И до Катаклизма, и после, не афишируя себя любимых. Мы, в конце концов, добились в Метро стабильности. Расставили на станциях подходящих лидеров. Рассортировали всех по наклонностям. Хотите на поверхность? Да пожалуйста! Только организованно и продуманно! Что толку, если все, кто пожелает, уйдут из Метро? На поверхности никто не будет ждать их с распростертыми объятиями и потчевать хлебом-солью. Что в сухом остатке? Дележка территорий и ресурсов! Новая война? Чтобы не допустить этого, покидать Метро люди должны планово. А план этот разработаем мы – самая дееспособная сила! Вот чего хотим я и мое правительство на самом деле. А стоит объявить об этом, как на меня обрушатся обвинения в имперских амбициях. Это справедливо? Я достаточно стар и не хочу облажаться на закате своей политической карьеры – вот все амбиции!

Генерал яростно, с придыханием затянулся сигарой.

– Будущие поколения определят, что вы сделали на самом деле.

– Надеюсь. Еще по одной, Трофимыч? Да ты бери шоколад. Что там с этим анархистом? Том… Томским?

– Громов погиб. Гэмэчел Ахунова с поставленной задачей не справился. Книга у Томского. Добровольский с ним. Они собираются торговаться с нами. – Кречет проговаривал каждое предложение четко, словно читал по пунктам с бумажки. – Считаю, что для этого Максу придется выйти на меня. Поторгуемся. Главное, что в группе Томского, который собирается уйти из Метро, у нас теперь есть свой человек.

– Свой?! Прости, Трофимыч, но…

– Свой. И лучше всего, что сам Добровольский сейчас верит в противоположное. Он не вызовет никаких подозрений у Томского и его друзей. А уж о том, чтобы Макс информировал нас, что происходит за пределами МКАДа, позабочусь я. Как и о том, чтобы в нужное время он начал действовать в наших интересах. Добровольского нельзя принудить, но можно убедить.

Дабл Вэ улыбнулся, показав слишком белые, явно вставные зубы.

– Узнаю железную хватку старого лиса. Из любой, самой пиковой ситуации умеешь извлечь выгоду. Специально ведь позволил Добровольскому сбежать, а, майор Кречет?

– Так точно, мой генерал. Простите, но вы поспешили, отдав приказ о ликвидации. Любая комбинация должна быть многоуровневой. Так нас учили.

– Куда они отправятся?

– Полагаю, в Троицк. По пути в Кремль Томский принял в свою команду парня из этого города. Зачем изобретать колесо, если оно уже существует? Троицк так Троицк.

– А Томский? Что он из себя представляет? Мне хотелось бы заполучить его в свою команду.

– Смел. Амбициозен. Настоящий боец. При этом – идеалист. Верит во всеобщее равенство и справедливость. Ярый поклонник Че Гевары. Такой же мечтатель. Любит стихи Гумилева. Слабое место – жена и маленький сын. Коммунисты как-то попробовали сыграть на этом, но перегнули палку. В итоге Томский отбил у красных целую станцию. Ненадолго, но отбил.

– Гм… Это мне известно. Кажется… Да-да. Имени Че Гевары… Да и про Рублевку в курсе. Интересный тип. Я сразу почувствовал в нем силу. Значит, будет под присмотром?

– Да. Вместе со своей командой.

Старые друзья снова выпили не чокаясь, отломили себе по кусочку шоколада.

– Раз уж так вышло и ты, Юрий Трофимович, уверен в том, что держишь все под контролем, не надо накалять ситуацию. Пусть все живут долго и счастливо. Руководи операцией сам, на выкуп главного экземпляра Конституции патронов не жалей.

– Боюсь, Томский попросит не патроны.

– Все что угодно. Мы не бедные и не жадные.

– Девушку. Он, я полагаю, считает себя обязанным покойному Даниле Громову и захочет освободить его дочь.

– Нашу слепую прорицательницу?

– Да.

– Ну, уж это чересчур. – Дабл Вэ повертел головой, затушил сигару в пепельнице. – Я не отдам девчонку, предсказания которой сбываются с такой точностью. Она – не просто мутант. Она – прообраз человека будущего. Не какой-то модифицированный учеными человек, а творение самой природы. Ее дар… Нет и еще раз нет! Такая сделка неравноценна!