Проклятие королевы фей - Тереза Медейрос

Остин застонал. О господи, ну как сможет он не подпускать к себе Холли, когда прежде еще ни одна женщина, некрасивая или очаровательная, купленная за деньги или отдавшаяся ему добровольно, не наносила его сердцу такую глубокую рану. Остин опасался, что ее отступление в самой первой схватке означает для него поражение во всей войне.

— Ты довольна, Рианнон? Это начинается именно так?

Ответом на его вопрос явились не отголоски насмешливого женского смеха, как он ожидал, а приглушенный плач его жены.

Остин мучительно долго смотрел на темное окно и поэтому не заметил сгорбленную фигуру, вынырнувшую из тени и крадучись двинувшуюся вдоль стены.

Все дни Холли пошли по заведенному распорядку. Она не испытывала недостатка ни в чем, Не считая свободы.

Ее невидимый тюремщик присылал через Винифриду огромные букеты свежих цветов: позднего жасмина, лесных гиацинтов и кроваво-красных роз, наполнявших башню печальным благоуханием уходящего лета.

Выбрасывая цветы из окна, Холли, сжимая губы, с горечью гадала, каковы будут подношения ее супруга зимой, когда плодородная земля заснет под снежным саваном. Возможно, к тому времени, пресытившись ею, он будет одаривать знаками внимания другую возлюбленную.

К арфе, которая уже была у нее, добавились лютня с новыми струнами и флейта с мундштуком, идеально подходящим Холли. Появились ноты: редкие произведения для сопрано, а также красочные манускрипты.

Заброшенные музыкальные инструменты грустно молчали; книги оставались нетронутыми.

Остин расщедрился настолько, что позволил Элспет помогать своей госпоже коротать долгие дневные часы. Милая Элспет обладала даром жизнерадостно болтать ни о чем, но и ей не удавалось скрыть тревожные взгляды, которые она бросала украдкой на осунувшееся лицо Холли.

Молодой женщине порой приходило в голову, что бесконечно долгие дни заточения свели бы ее с ума, если бы не безудержная свобода, ниспосылаемая ей в темноте ночи.

Ибо после того как Холли отпускала Элспет и гасила свечи, Остин, скользнув к ней в кровать, нежно околдовывал ее тело. Перестав быть ей мужем, он превращался в невидимого любовника, являющегося к ней в темноте, похищающего после каждого ночного посещения еще одну частицу души Холли.

Остин не целовал ее в губы и не позволял ей ласкать себя. Молчание он нарушал лишь затем, чтобы шепнуть, что он с ней сотворит сегодня, и скоро один его приглушенный голос у самого уха Холли стал доводить ее до грани исступления. Если бы в ласках мужа присутствовал хоть какой-то намек на жестокость, Холли, возможно, со временем возненавидела бы его, но руки Остина боготворили ее тело, словно святыню. Никогда прежде Холли не знавала такого безудержного наслаждения. И такого отчаяния.

Остин не пропустил ни одного чувственного места ее тела, взяв штурмом последние бастионы невинности Холли с такой нежностью, что она уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить сотрясающие ее тело сладостные судороги.

И вот наконец, когда Остин, не выразив ни звуком свое удовлетворение, встал с кровати и, натянув рейтузы, двинулся к двери, Холли, не выдержав, нарушила свое молчание.

— Долго так будет продолжаться, сэр? — воскликнула она, стиснув зубы от нахлынувшего с запозданием чувства стыда за минутную слабость. — Неужели я дала вам повод ненавидеть меня так сильно?

Остин задержался лишь на одно мгновение. Затем, закрыв дверь, осторожно опустил засов, оставив Холли наедине с ее угасающей надеждой.

Элспет бросила на свою госпожу встревоженный взгляд. Холли беспокойно ходила по комнате, и рукава ее платья с длинными разрезами развевались при каждом шаге. Всякий раз, проходя мимо окна, она останавливалась, бросая взгляд на умирающий день. Красивые черты ее лица несли на себе отпечаток грусти, а в глазах застыло безумное выражение, никогда не предвещавшее ничего хорошего никому, и в первую очередь самой Холли.

— Что-то не по сердцу мне этот блеск ваших глаз, дитя мое, — сказала наконец Элспет, откладывая пяльцы. — Так же в точности они блестели, когда отец отказался подарить вам пони. Вы спрятались в тележке жестянщика, а потом убежали из замка в снежный буран. Вам было тогда шесть лет. Лишь два дня спустя бедный ваш отец нашел вас свернувшейся калачиком в дупле вяза. От беспокойства он едва ума не лишился, да, но тогда он только и смог, что покрыть ваше грязное личико поцелуями.

Мимолетная грустная улыбка тронула губы Холли.

— Возможно, если бы он вместо этого строго наказал меня, я сейчас не находилась бы в таком тупике.

Дверь распахнулась, и показалось круглое лицо Винифриды.

— Элспет, пора идти.

Служанка заколебалась, не желая оставлять свою госпожу в таком подавленном состоянии. Бледность придавала Холли нездоровый вид, точно она подхватила какую-то неведомую лихорадку, грозившую сжечь дотла ее саму и всех, к кому она прикасалась.

— Спокойной ночи, — тихо промолвила Холли.

Элспет беспомощно взглянула на Винифриду, но валлийка, беспокойство которой было под стать тревоге Элспет, лишь покачала головой. Служанки откровенно обменивались мнениями о плачевном состоянии Холли, но не знали, как разорвать этот порочный круг. Их господин и госпожа точно сошлись в черном танце душ, бесповоротно решив довести его до трагического конца.

Элспет, не в силах предложить Холли ничего другого, с чувством потрепала ее по плечу.

— Да хранит вас бог, миледи, — прошептала она, пытаясь отмахнуться от ледяного озноба недоброго предчувствия.

После ухода Элспет Холли принялась расхаживать по комнате. Грустить некогда, впереди у нее много дел. Вместо того чтобы по обыкновению загасить пламя свечей, Холли достала все припасенные за несколько дней свечи и поднесла огонь к каждому фитилю. В комнате стало светло как днем.

Если Остин придет к ней, то пусть это произойдет при ярком свете. Она больше не позволит ему прятаться за щитом темноты. Она смело встретится с ним взглядом в залитой светом комнате, не обращая внимания на краску стыда, которая покроет ей лицо при воспоминании о том, что происходило в темноте.

Она добьется от Остина правды. И если он поклянется рыцарской честью, что никогда не сможет полюбить ее, она, унизившись перед ним в последний раз, упросит его отослать ее назад в Тьюксбери. Нестерпимая боль стиснула сердце Холли, но она справилась с нею.

Как и все предыдущие вечера, ей оставалось только ждать. Подойдя к окну, Холли вдохнула полной грудью запах цветов, вянущих на каменных плитах внизу, не замечая вожделенного взгляда, следящего за ней из сгущающихся сумерек.

Сегодня вечером он не пойдет к ней.

Остин, бродивший по залитому лунным светом склону холма, понял, что лжет, еще произнося эти слова. Холли болезненной лихорадкой жгла ему кровь. Он был бессилен перед ней, как бессильны перед зовом луны приливы и отливы.