Кассандра - Татьяна Романова

— Да, это я велел его отправить, — вступил в разговор Вано. — Он сидел, ничего не делал, а я должен был платить ему жалованье?

— Он ничего не делал, потому что ждал окончания строительства, чтобы начать устанавливать оборудование, — спокойно ответила Саломея, — вы сами затянули со стройкой, по десять раз переделывая одно и тоже. Месяцем больше, месяцем меньше — это уже не играло никакой роли. Как вы теперь собираетесь устанавливать машины?

Вано промолчал. Не говорить же матери, что англичанин безмерно раздражал его все эти месяцы тем, что как будто не понимал, с кем разговаривает. Он не кланялся и не заискивал, и все время смотрел на Вано с каким-то удивленным выражением, словно не понимал, что же делает граф. Терпение молодого человека лопнуло месяц назад, когда англичанин в присутствии Атласова и двух десятков рабочих расхохотался, показывая на плотину, и начал махать руками, жестами показывая, что это не будет работать. Этот иностранный выскочка смеялся над Вано, русским графом! Англичанин даже не понимал, что для графа Печерского он — практически пустое место, даже не пыль под его ногами. И это ничтожество имело наглость высмеивать решения Вано.

Первым желанием молодого человека было немедленно застрелить англичанина, но пистолета под рукой не было, и граф велел Атласову рассчитать иностранца и отправить обратно в Англию. Афанасий Николаевич выполнил приказание барина в тот же день с огромным удовольствием. Он все время боялся, что англичанин, который каждый день знаками втолковывал Атласову, что они все делают неправильно, доберется до графини Саломеи, и денежный дождь иссякнет, как это уже случилось четыре месяца назад. Да к тому же дом управляющего, который занимал англичанин, освобождался, а сам Афанасий Николаевич с удовольствием занял бы его, чтобы уехать из Рощина и хоть немного отдохнуть от своего капризного и высокомерного молодого хозяина.

Атласов в душе смеялся и над молодым графом, и над его красавицей-матерью, задумавшими поиграть в промышленников. Управляющий знал, что сколько бы ни хмурила тонкие брови графиня Саломея, сколько бы ни изображал строгого хозяина ее сынок — все равно человек, который разбирается в тонкостях дела, всегда сможет убедить обоих, что нужно делать так, как выгодно ему. Даже графиня, чувствуя, что дело не чисто, ничего не могла возразить против аргументов управляющего, а мальчик-граф вообще был легкой добычей. Афанасий Николаевич быстро научился манипулировать молодым человеком. Он вскользь высказывал какую-нибудь идею в присутствии Вано, а через пару дней спрашивал у молодого хозяина, что тот думает по этому вопросу. Граф тут же вспоминал разговор с управляющим и с важным видом давал то распоряжение, которого добивался Атласов.

Вот и сегодня, зная, что графиня немного помотает им нервы, а потом, как всегда, оплатит счета, Афанасий Николаевич смиренно стоял перед столом хозяйки. Но он ошибался — в планы Саломеи больше не входила оплата игры ее сына в фабрику. Из денег Косты она уже потратила больше пятидесяти тысяч, они ушли на оплату нового роскошного гардероба для Вано и для нее самой, и в очередной раз провалились в бездонную бочку фабрики. С момента отъезда Косты в Вену прошло уже больше четырех месяцев, графиня ждала возвращения любовника со дня на день, и надеялась сразу же после его приезда отправиться в Санкт-Петербург. А там нужно было еще на что-то жить, пока Вано не вступит в права наследства. Конечно, она планировала еще раз тряхануть запасы Косты, но полной уверенности, что это удастся, у Саломеи не было, поэтому деньги на фабрику она больше давать не собиралась. Только объяснить это нужно было очень тактично. Женщина не забыла вспышку сына четыре месяца назад, и с тех пор искусно обходила все углы в отношениях с Вано.

— Что же, сударь, я поняла ваши доводы, но они меня не убеждают. Я не собираюсь оплачивать ваши многочисленные попытки правильно построить водовод. Поэтому я не дам денег, пока не увижу на бумаге расчет, откуда будет видно, что теперь вы собираетесь все сделать правильно, — заявила Саломея, с ледяным презрением глядя на Атласова, — вы свободны.

— Честь имею, ваше сиятельство, госпожа графиня, господин граф. Позвольте откланяться, — залебезил Атласов, почувствовав, наконец, серьезную угрозу своим планам.

Кланяясь и пятясь, он вышел за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой.

«Ну, ничего, барынька — не на того напала. Хочешь бумажку — так уж я нарисую. Все равно ты ничего не понимаешь ни в плотинах, ни в водяных двигателях, — подумал он, — нужно мальчишку в оборот поплотнее взять, и через него на мамашу давить».

В голове управляющего быстро созрел план, как подольститься к Вано и что ему сказать на этот раз. Афанасий Николаевич собирался быстро сварганить бумажку, затребованную графиней, и, подсунув ее Вано, убедить того, что тот сам додумался до нужной конструкции плотины. Цинично собираясь играть на том, что его хозяева ничего не понимают в инженерных сооружениях, Атласов совершенно спокойно относился к тому, что сам тоже ничего в них не понимал. Просто у него были другие цели, никак не связанные с желанием графини, чтобы водяной двигатель, на который она потратила столько денег, наконец, заработал.

Печерские остались одни, и Вано, почувствовав, что сейчас опять начнутся нравоучения, насупился. Но Саломея не собиралась портить отношения с сыном теперь, когда их судьба так круто менялась. Она собиралась ласково пожурить мальчика, и поэтому начала издалека:

— Сынок, эта фабрика вытянула из нас слишком много денег, я уже пожалела, что купила ее, хотя и взяла все имущество за бесценок. Но строительство уже съело все выгоды, я думаю, нужно остановить стройку, и не усугублять ситуацию. Ты, если хочешь, можешь остаться в Рощине — последи за урожаем, лен в этом году хороший, продай его и возьми деньги себе.

Вано уже наигрался в прядильную фабрику. Как только он понял, что деньги не потекут рекой через пару месяцев, а проблемы с пуском производства все умножаются, он потерял к делу всякий интерес, и сейчас с удовольствием бросил бы все эти канительные занятия, если бы смог сохранить свою свободу и гордость. Но мать отлично помнила все его обещания засыпать их золотом от продажи льняных нитей. Хотя, похоже, что Саломея была настроена миролюбиво и собиралась прикрыть строительство не потому, что Вано неправильно вел дела, а потому, что это было просто невыгодно семье. Такой вариант был очень заманчивым, да еще мать фактически отдавала ему Рощино. Вот если бы она его подарила, чтобы имение можно было продать! Но лучше уж немногое, чем совсем ничего, получить деньги от продажи урожая льна и Раю вместо головной боли от строительства фабрики — было совсем неплохо. Оценив предложение матери, Вано улыбнулся и сказал:

— Если вы считаете, что для семьи так будет выгоднее, давайте остановимся. Можно даже поискать покупателя на фабрику или отдельно на станки. Хотите, я этим займусь?

Саломея этого, конечно, не хотела, покупать и продавать могла только она сама, но, решив, что все равно они уедут раньше, чем Вано начнет таскать к ней покупателей, женщина ласково улыбнулась и похвалила:

— Отличная идея, сынок, у тебя блестящий ум, да и образование прекрасное, недаром оно стоило таких бешеных денег. Я уже сейчас восхищаюсь тобой, а через пару лет тобой будет восхищаться и Санкт-Петербург, а может быть, и вся Россия.