Эпоха завоеваний - Ангелос Ханиотис

Сравнительное исследование империализма позволяет выделить ряд общих черт, характеризующих политику империалистической державы по отношению к зависимым странам. Меры, осуществленные Римом после 146 года до н. э. — равно как и некоторые шаги, предпринятые до этого, — соответствуют большинству этих черт: Рим ограничивал свободу греческих государств в их внешнеполитических связях, обустраивал провинциальную администрацию, аннексировал территории, вмешивался в местные дела, обязывал некоторые из зависимых сообществ выплачивать дань и требовал внеочередную военную поддержку; он эксплуатировал экономические ресурсы, позволял собственным гражданам приобретать землю в зависимых областях и обязывал подчиненные государства заключать с Римом неравноправные договоры.

После разграбления Коринфа бесчисленные произведения искусства были отправлены в Рим, что дало импульс для развития художественного ремесла в самом Риме и в Италии. Сто лет спустя Гораций признает значение этого события в своем знаменитом стихе: «Graecia capta ferum victorem cepit et artes intulit agresti Latio» («Греция, взятая в плен, победителей диких пленила, В Лаций суровый внеся искусства»[73]). Но современники событий вряд ли усмотрели бы положительные для культуры стороны в разрушении одного из древнейших городов Эллады. Греки были безмерно потрясены. Поэт того времени Антипатр Сидонский в длинной череде ритмически выстроенных вопросов оплакивал разграбление города, с горечью подчеркивая мимолетную природу власти и разрушительную силу войны:

Хотя Пергамское царство в войнах Рима было самым надежным его союзником, попытка Эвмена II стать посредником при заключении мира с Персеем в 168 году до н. э. вызвала в сенате подозрения. Пергамский царь разжег войну, думая, что сумеет использовать римлян против своих македонских врагов; но он лишь предоставил им повод для войны в их собственных интересах. В последующие десятилетия правители Пергама столкнулись с двумя угрозами: они имели территориальные споры с соседним Вифинским царством, а жившие восточнее галатские вожди регулярно совершали набеги на земли Пергама, местные греческие города и независимый религиозный центр Пессинунт во Фригии. В 166 году до н. э., несмотря на то что Эвмен справился с восстанием галатских племен, Рим признал независимость Галатии, наказав таким образом пергамского царя за недостаток энтузиазма на последнем этапе войны против Персея.

Эвмену II наследовал его брат Аттал II (159–139/138 гг. до н. э.). При восшествии на престол царь был уже стариком, осознававшим свою зависимость от Рима. В письме к жрецу Пессинунта он пытается объяснить, почему не решился вести войну против малоазийских галлов и, таким образом, не смог оказать обещанную им помощь:

Решения Аттала II требовали одобрения Рима не в силу юридических соглашений и договоров, но вследствие новой политической реальности.

Экспансия Вифинии при Прусии II привела к войне, тянувшейся с 159 по 154 год до н. э. Аттал II, поддержанный царями Каппадокии и Понта, разгромил Прусия II, и Рим обязал последнего выплатить Пергаму контрибуцию. Несколько лет спустя, в 149 году до н. э., Прусий II был убит своим сыном Никомедом. В Каппадокии Аттал II помог царю Ариарату V в его войне против брата Ороферна (158–156 гг. до н. э.), приобретя тем самым и здесь ощутимое влияние. В последние свои годы Аттал II правил царством вместе со своим племянником Атталом III, накапливая богатства с податей, уплачиваемых подчиненными городами и селениями и обеспечивая стабильность на западе Малой Азии. Самым знаменитым свидетельством могущества Атталидов является Пергамский алтарь (см. илл. 12), возведенный между 184 и 166 годами до н. э.; сцена боя между олимпийскими богами и гигантами намекает на победы Атталидов над галлами, в то время как другие изображения увековечивают мифических основателей Пергама.

Атталу II наследовал Аттал III, который умер вскоре после того, как взошел на трон (139/138–133 гг. до н. э.). Несмотря на то что длинная надпись сообщает о военной победе, благодаря которой Аттал III получил божественные почести, о возведении огромной статуи, непомерных торжествах и установлении ежегодных памятных празднеств, кажется, что настоящие интересы царя лежали в области медицины и ботаники. Ни его триумф, ни ботанические штудии не оставили после себя глубокого следа. В отличие от завещания. Умирая бездетным, он отписал свое царство римскому народу, в то же самое время дал свободу городу Пергаму и его территории; по-видимому, он оставил за римлянами решение, обложить ли податью другие эллинские города его царства или сделать их свободными. Современные историки предполагают, что Аттал III боялся социальных потрясений либо стремился не дать занять престол своему сводному брату Аристонику. На решение могло повлиять и то обстоятельство, что к моменту его смерти прямое римское управление в Греции было реальностью на протяжении уже более чем десяти лет и нигде в Восточном Средиземноморье ни одно важное политическое решение не принималось без предварительных консультаций с римским сенатом.

Ко времени смерти Аттала III положение было таково, что его завещание спровоцировало непредвиденные события. Во-первых, Рим находился в глубоком социальном кризисе, вызванном прежде всего обнищанием мелких землевладельцев. Именно тогда Тиберий Гракх выдвинул предложение земельной реформы, которую десятилетие спустя будет осуществлять его брат Гай Гракх. Пергамское наследство стало для Рима нежданным источником средств для решения насущных социальных проблем, и Тиберий немедленно предложил распродать сокровища Аттала, чтобы разделить вырученные деньги среди получателей земли. Во-вторых, у Аттала III был единокровный брат Аристоник, незаконный сын Эвмена II, который не готов был отдать свое наследство без сопротивления. В-третьих, греческие города, входившие в царство Атталидов и уплачивавшие подать, увидели возможность восстановления своей автономии в полном объеме. И наконец, любому серьезному политическому процессу суждено было пробуждать надежды более широких перемен среди тех, кто не был удовлетворен своим финансовым и социальным положением. Соединение этих факторов делало ситуацию взрывоопасной. Аристоник под царским именем Эвмена выдвинул претензии на престол. Завещание должно было встретить определенное недовольство; вероятно, Аристоник имел какую-то поддержку. Люди, лишенные гражданства из-за того, что они покинули Пергам после смерти Аттала III, должны были стать сторонниками претендента. Но ввиду новых обещаний свободы ни Пергам, ни другие греческие города не желали признавать нового царя. Эти чувства выражает надпись из Метрополя в Ионии, чествующая местного политика Аполлония, убитого в первый год войны, в 132 году до н. э.: