Слуги государевы. Курьер из Стамбула - Алексей Шкваров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Будденброк обхватывал голову и мучительно разглядывал отчеты о наличии хлеба, круп и сухарей в провиантских магазинах. Разрешенная казной цена закупки хлеба у помещиков в 27 талеров ассигнациями никого не устраивала. Неурожай взвинтил цены, и лишь малое число помещиков согласились продать несколько сотен бочек, при этом доставка их к армии должна была осуществиться тоже за счет казны. Будденброк выбирал те области страны для сбора войск и их постоя, что еще не были этим обременены и этот постой их еще не разорил. Наиболее удаленным был Саволакский полк, который также надлежало вызвать к основным шведским силам. Здесь еще усугублялось все тем, что стоял он очень растянуто вдоль границы и отделен был сплошными озерами и реками. При неожиданном начале военных действий он мог просто не успеть соединится и, весьма вероятно, оказался бы отрезанным. А вытащить на основные квартиры Саволакский и другие поселенные финские полки опять же мешала беда с провиантом.
— Ладно, — решил Будденброк, — отпишу командиру Саволакского полка полковнику Лагергельму, чтоб был в постоянной готовности выступить. Пошлем ему денег, — пусть закупает у владельцев гейматов все, что те могут продать сверх определенного регламентом продовольствия. Хотя, — подумал генерал, — там недостаток продовольствия не менее здешнего и вряд ли Лагергельму удастся собрать много.
Саволакс — страна тысячи озер, рек, речушек и ручьев. Сказочная по красоте провинция и сиротливая в своем скорбном одиночестве. Сосняк и ельник, пригорки с камнями, заросшими мохом, гранитные искрящиеся скалы, выступающие прямо из земли, острова и тихая водная гладь озер, и бурные потоки ручьев, зеленоватые унылые болота. И сотни, тысячи крестьянских дворов, разбросанных в этой глуши как острова среди лесного и озерного края. Каждый двор действительно как остров, отделен от другого водой. И вековой труд крестьян… Они расчищают землю под пашню, рубят и валят деревья, корчуют и выжигают пни, выворачивают тяжеленные камни, на голые скалы гранита привозят землю. Каждый клочок здесь требовал труда целых поколений. Казалось, сама природа насмехалась над человеком, кинув его среди болот и озер на голые камни. Но человек выжил. Он принял этот вызов и кропотливым трудом победил. В России встречаются такие каменные гряды. Новгородцы и псковичи их называют «чертовы сахарницы». А финны натаскали сюда земли и создали пашни и сады. Но сколько пота, трудов это стоило.
Пекка Ярвинен был выбран в Саволакский пехотный полк от нескольких гейматов Руоколакса, села на самом юге провинции. Солдатскую лямку он начал тянуть давно, лет в тринадцать. Таких молодых новобранцев — дриблингов, что с трудом могли удержать в руках тяжелую фузею, а не то чтоб действовать ею, было много среди солдат поселенных финских полков. Так комплектовалась тогда шведская армия. Несколько хуторов или гейматов назывались ротою и должны были выставлять одного пехотинца и содержать за свой счет. Взрослых мужиков совсем не осталось, всех повыбило в годы Большого Зла, как называли прошлую войну финны, в армию набирали совсем младенцев.
А на Пекку выбор пал отнюдь не случайно. Его отец — Матти Ярвинен — был солдатом того же полка в каролинской армии[24]. Да пропал без вести. А коль известия о смерти не было, то считался Матти живым. Пока Король-солдат воевал с русскими да саксонцами в Европе, Саволакский полк стоял без надобности в провинции. Матти Ярвинен, как и другие пехотинцы, наделенный казенным земельным наделом, только считался солдатом, а жизнь вел обычную, крестьянскую. Сначала холостым был, а затем к тридцати годам присмотрел себе смешливую девчонку Миитту из Раутярви да и женился на ней по осени семьсот десятого года. Только сыграли свадьбу, как война перекинулась в Финляндию. Не успел Матти и протрезветь как следует, был вызван срочно к своему батальону и отправился усиливать гарнизон крепости Нейшлот. А тут дошли слухи, что пал Выборг, за ним Кексгольм, и ненавистные «рюсси» идут прямо на них. Настала очередь Финляндии платить по шведским векселям.
Матти Ярвонен со своим батальоном был переведен в армию генерала Либекера и вместе со всеми войсками отступал по дорогам все выше и выше на север. Сначала шведы оставили Гельсингфорс, отступали к Або. Но здесь русские прорубили за одну ночь просеку, способную пропустить целую армию через лес, и обошли шведов, отрезая от побережья. Либекер вновь отступил, не принимая боя, к Тавастгусу. Его нерешительность вызывала недовольство всех. Сколько же можно было отступать. Неразговорчивые финны угрюмо молчали, но недовольство висело в воздухе грозовым напряжением.
Так что вовремя отозвали Либекера, и место командующего занял молодой и порывистый генерал Армфельд. И буквально сразу же попытался остановить русских в деле при Пелкиной, 5 октября 1713 года. Да не вышло. Обманули русские. И позиция была хороша — на перешейке меж двух озер, с полевыми укреплениями да с пушками. Храбро дрались и финны, и шведы. Но опять обошли их. Отвлекли атакой с фронта. А в то же время в густом тумане на плотах русские высадились во фланг, смяли карельских драгун, а дальше отступившую армию погнала русская конница — казаки и драгуны. Много тогда пало финских солдат.
Миитта так и осталась жить в маленькой курной избушке, что успел построить еще для себя одного Матти. Голые закопченные стены. Голые скамьи вдоль них, деревянный грубо сколоченный стол. Подслеповатое низкое окошко. Под потолком, на палке, висели ржаные лепешки вместо хлеба, да старая сеть, которой Матти иногда ловил рыбу в Саймавеси. То ли жена, то ли вдова в семнадцать лет… Кто разберет? Первое время еще шли какие-то весточки от мужа, а после дела при Пелкиной долго ничего не было. Не одна Миитта пребывала в неведении. В таком же положении были и все солдатские жены. Что с мужьями — погибли в бою, дезертировали и скрываются или, может быть, попали в плен?
Правда, через некое время местный пастор Якоб Ланг сообщил Миитте, что майор Фиант, командир батальона, где служил Матти Ярвонен, и владелец одного из бостелей неподалеку от Руоколакса отписал своей жене Софии про сражение с русскими, где многие погибли. Но майор тщательно перечислил их всех, а также тех, кто был ранен или пропал без вести. Это было обыкновением. Так поступали многие офицеры, сообщая о своих земляках солдатах. Матти Ярвонен был среди раненных, но уцелевших.
А зимой четырнадцатого года случилось еще одно сражение на реке Стор-Кюро, и больше никаких вестей уже не было ни от мужа, ни от майора Фианта. Да и русские вошли в южный Саволакс. Финны сначала прятались в лесах, уводили скот за собой, ожидая грабежа и разбоя от пришельцев. Слишком красочные рассказы приносили с собой беженцы о зверствах русских в первые годы Великой Северной войны. Однако русские вели себя добропорядочно, кроме, разве что, казаков. Этих бородатых всадников в высоких шапках боялись все, как чудовищ. Разбойный свист заставлял леденеть кровь, когда с нескольких сторон влетали они в деревню. Казачьи кони легко преодолевали быстрые ручьи и выносили седоков прямо к домам, лишая крестьян их привычной защиты, что они видели в водных преградах, окружавших хутора. Влетали, набирали все, что им было надобно, и стремительно исчезали. Главное — успеть спрятаться. Казаки по обыкновению долго не задерживались, хуже, если они становились на постой — на ночь, а то и на две. Тут уж они шли из дома в дом, рыскали по амбарам да сусекам, собирая добро и припасы. После выносили все к центру деревни или хутора. Здесь их поджидал атаман, строго следивший, чтоб никто из своих ничего не прикарманил. Все у казаков делилось между собой поровну. Реквизировали подводы, на них грузили все награбленное добро, забирали скот, какой потребен был им, затем двигались в путь неторопливо. Коли было не увести скот по зимней худой дороге, так и перебить могли весь. Из озорства. Стариков и старух, детей малых не трогали. А вот мужиков внимательно осматривали, опрашивали через толмачей-карел — есть ли оружие, не числится ли кто в шведской армии. Если находилась фузея али пищаль какая в доме или просто мужик не понравился, могли забрать с собой. Что потом с ним сталося, — уже никто и не знал. Женщинам казакам лучше на глаза было не попадаться. Кто с дитем малым али старая, еще ладно, а так и утащить куда могли, снасильничать. Правда, со временем казаки перестали грабить, успокоились.