Убийство на улице Дюма - Мэри Лу Лонгворт

Марин посмотрела на Верлака.

– Винный бар, сдающий комнаты, – это идеально. Тем более ваши вина во Франции трудно купить.

– Да, французы защищают свой рынок вин, как и итальянцы. Французское вино здесь приобрести сложно, кроме шампанского, – улыбнулся Каморро.

– А эта скульптура, – спросил Верлак, оборачиваясь снова к полицейским, – сколько ей лет? И я ее узнаю, если увижу?

Траменти повернул компьютер к Марин и Верлаку.

– Вот плохого качества снимок, сделанный отцом Росселино год назад. Да, узнаете.

– Она великолепна, – сказала Марин, глядя на фотографию.

– Жорж Мут знал об этой статуе? – уточнил Верлак.

– Да, – ответил Донадио. – Мы сообщили о ней в пятницу вечером – накануне его гибели. Он заверил, что будет ее искать, но, очевидно, такая возможность ему не представилась.

Все посмотрели на фотографию, и Траменти произнес:

– В этой статуе спокойное изящество, которое проявилось в украшении врат собора. Полнота этих форм указывает на влияние его современника, живописца Джотто.

Верлак посмотрел на молодого сержанта, погрузившегося в созерцание компьютера и в глубокую задумчивость. Жаль, что не удастся с этими людьми провести больше времени, подумал он.

Траменти на миг закрыл глаза, и Верлак вспомнил слова Поля Гогена об искусстве живописи, которые Эммелин написала красками на южной стене своей студии в Нормандии: «Чтобы видеть, я закрываю глаза».

– Смотрите, как ровно она держится, – сказала Марин. – Как она обожает своего младенца.

– Да, – согласился Траменти. – Это осанка гордой матери, а не королевы.

– Мы думаем, что статуя создана во Флоренции до того, как Писано занялся вратами собора, то есть до тысяча трехсот тридцатого года, – нарушил молчание Донадио. – Грубо говоря, возраст ее порядка семисот лет.

Бруно Полик хотел в пятницу вечером вернуться в бар «Золя» с фотографиями аспирантов, но Лею начало рвать, как только они с Элен вернулись в Пертюи. Когда они второй раз сменили девочке простыни и он уже сам ложился спать, ему позвонил Верлак – судя по шуму, из ресторана, – и рассказал о связи Жоржа Мута с Джузеппе Роккиа и с итальянской финансовой полицией. Они согласились, что все следы ведут к Роккиа, и Полик сообщил Верлаку, что в субботу поедет в Экс и снова просмотрит все материалы. Может быть, у Роккиа в Эксе есть сообщник? Надо найти, кто он, и быстро.

– У меня еще есть что вам сказать, – проговорил Верлак. – Но сейчас уже поздно и у вас больной ребенок, так что я позвоню завтра.

Элен на следующий день надо было мчаться на виноградник, поэтому было решено, что Бруно останется сидеть с Леей до ее возвращения. Он положил телефон рядом с собой, и они стали смотреть «Звуки музыки». Лея жаловалась, что ей не нравятся песни, и каждый раз, несмотря на слабость, хватала пульт и проматывала фильм, как только начинал петь кто-нибудь из семьи фон Трапп.

– Лея, это же мюзикл! – возмутился Бруно. – Песни – важная часть фильма. К тому же здесь они отличные!

Лея поудобнее устроилась на диване.

– А я их терпеть не могу. Они глупые. Мне только само кино нравится.

– Но ты же певица!

– Не такая, как эти.

Полик вздохнул, боясь, что воспитал восьмилетнего сноба.

Лея уснула как раз перед сценой свадьбы, и Полик смог досмотреть кино, подпевая. К часу дня вернулась Элен.

– Ты уж прости меня, – сказала она, садясь, чтобы снять кроссовки. – Я думала вернуться еще часа два назад. Но чтобы перекопать почву и внести навоз, всегда уходит больше времени, чем рассчитываешь. Зато я оставила резиновые сапоги на винограднике, не беспокойся.

Бруно Полик улыбнулся, глядя, как жена целует спящую Лею в лоб. Иногда он забывал, сколько физических сил требует профессия Элен. Она редко жаловалась на трудность работы – только на холод. По сравнению с ним она была просто крошечной – метр пятьдесят семь, но ее жилистая мускулистая фигура отлично смотрелась и в комбинезоне, в котором она работала в погребе или на поле, и в блестящем вечернем платье с высокими каблуками на рекламных мероприятиях и обедах.

Он вздохнул, жалея, что надо ехать в Экс, но торопился добраться до материалов и показать Патрику фотографии.

Верлак с Марин выехали обратно в Экс в субботу в девять утра – позже, чем собирались. Они провели чудесный вечер за ужином с Донадио и Траменти, которые остановились в других номерах винного бара. Было выпито приличное количество вина, Донадио хотел продемонстрировать белые из своего родного Фриули, а Траменти – густые красные вина иссушенной солнцем Калабрии. Разговор – мешанина английского, итальянского и французского – охватывал темы от живописи до чемпионата мира по футболу, от джаза и до кулинарии. В конце ужина владелец бара, коллега по увлечению сигарами, подсел к ним и принес розолио своего дяди – дижестив из розовых лепестков.

На первой остановке для отдыха, чуть к югу от Флоренции, Верлак с Марин выпили по крепкому эспрессо и стакану свежевыжатого апельсинового сока. Верлак вышел на террасу, усыпанную окурками и пустыми кофейными чашками, чтобы позвонить Полику.

– Привет, Бруно, – сказал он, глядя через окно на Марин, которая покупала ужасающе огромную банку «Нутеллы» для Шарлотт и пармезан для Сильви.

Он сообщил Полику о разговоре с итальянской полицией в часовне и попросил как можно скорее посетить Родье у него на работе.

– Я ему позвоню прямо сейчас и договорюсь о встрече в университете, – произнес Полик. – Из-за Леи у меня получается поздно.

Верлак описал комиссару статую, и они решили, что он не станет спрашивать Родье, а осмотрит кабинет в поисках скульптуры. Даже если Верлак с Марин удачно проскочат все пробки в окрестностях Генуи, то в Эксе они все равно раньше пяти часов вечера никак не будут.

– В четыре у меня встреча с барменом из «Золя», Патриком, – сообщил Полик. – Он мне сказал, что Одри Захари несколько раз приходила туда с парнем, которого он охарактеризовал как «ботаника», но у бармена сложилось впечатление, что она его побаивалась. Я на всякий случай взял с собой фотографии аспирантов-теологов – посмотреть, узнает ли Патрик кого-нибудь, – но может быть, что этот загадочный ботаник вообще к факультету не имеет отношения. Я бы попытался увидеться с ним утром, но он в суде: месяц назад его сын попался на краже мопеда.

– Как вы все это от него узнали? – спросил Верлак. – У меня сложилось впечатление, что мы ему не понравились.

– Его младший сын учится с Леей в консерватории, – ответил Полик. – Я к нему зашел вчера выпить пива, и мы друг друга узнали. И еще одно: Патрик несколько раз видел в баре Одри Захари с человеком в инвалидном кресле.

Верлак чуть не выронил телефон: