Украли солнце - Татьяна Успенская

И тут очередь. И каждый — носом в затылок тому, кто стоит впереди, как на улице. От стойки отходят с подносами. На них у всех одно и то же: сосиски, компот, хлеб, подгоревшие оладьи. Вместо лиц — маски, ни одной живой черты.

— Может, потерпите и есть не станете?

Неожидан вопрос. Странен взгляд девушки.

— А зачем вы привели меня сюда?

— Обязана была сделать это, за нами следят.

— Я умираю с голоду.

— Как хотите. Сядьте к столу. Принесу еду.

Тянуло сесть, бежать прочь из этого недоброго помещения. Но ощущение опасности, страх остаться одному погнали его в очередь вместе с девушкой.

Наконец еда. Спинка стула и сиденье образуют острый угол, не откинешься удобно, ног не вытянешь. Зато, наконец, он напьётся и поест! Увидел: девушка незаметно прячет еду в сумку. А он жадно выпил компот, заглотнул еду. Компот отдаёт рыбой, сосиски похожи на кашу. Тут же усталость и чувство опасности пропали, дятлом застучало: «Срочно на рабочее место!», «Ни минуты простоя!»

— Что со мной?! Не хочу. Не надо.

— В туалет и два пальца в рот! — Девушка встала, пошла к стене, он поспешил за ней.

Его вырвало, и тут же вернулись голод и чувство опасности.

— Выйдем подышать?

Терраса — узка и бесконечна, как коридор, ограждена белой металлической сеткой. Лестница вверх и вниз.

— На случай пожара или аварии. Здесь никто не услышит!

Во рту противно, от голода сводит живот.

— Что это значит?! Городское гостеприимство?! Сами сказали, поможете, а чуть не отравили?! Нарочно устроили…

— Нарочно, — улыбнулась девушка. — Именно нарочно. Тест такой. Первый экзамен.

— Какой такой экзамен? Я все экзамены сдал в школе!

— То в школе, а то в жизни. Большая разница. А вы хорошо учились в школе?

— Нормально. Какое это имеет отношение к тому, что я хочу есть? — перекрикивает он ветер.

— Прямое. Смотря какая школа. Смотря как учился. Смотря какие взгляды на жизнь. Смотря что привело вас в этот город.

— Это что, допрос?! — заорал он. — Или вы издеваетесь надо мной? При чём тут школа, как учился? Лучше объясните, что значат очереди за сыновьями, почему среди бела дня какие-то странные типы утаскивают с улицы женщину, узнавшую о гибели сына? Что вы тут подмешиваете в столовой и что распыляете? Почему так мрачно в городе, будто солнца нет? Где мой брат, и что вы тут с ним сделали: почему кто-то пишет письма за него? — Протянул было девушке письмо, но тут же сунул в карман. Совсем рехнулся, от злости голову потерял: наверняка эта миленькая девушка заодно с голосом, вещающим о распылении препарата, сейчас вызовет санитаров. — Ничего рассказывать не буду, к допросам не привык, — закончил сдержанно.

Девушка засмеялась. Ишь, какая смешливая! Но что-то сразу изменилось в их отношениях — напряжение распалось.

— Ну, полно, прости меня. Ты измучился в дороге. Да ещё не повезло: на санитаров нарвался! И я стала нервы трепать! Казалось бы, раз ты брат Любима, можно обойтись с тобой и помягче, но уж очень мир сейчас перевёрнутый: брат предаёт, а то и убивает брата, сын — отца, отец — сына. Понимаешь?! Не понимаешь. Я тоже не понимаю, как это возможно. — Она поёжилась. — К сожалению, на твои вопросы ответить не так просто. Ты ведь и в самом себе многого не понимаешь, что уж говорить о ком-то другом или незнакомой ситуации. Скажи, зачем пришёл в город?

— Брата на свадьбу звать! — Неожиданно он поверил в искренность девушки.

— А вот и не только. Брата ведь можно вызвать письмом! Что-то ещё толкнуло тебя самого явиться сюда?!

И так мягко, так ласково смотрела на него девушка, что он позабыл про всякую осторожность. Стал рассказывать о селе, о своём недоумении перед двойной жизнью, о том, что услышал в автобусе, о жалости к людям, желании помочь им. Даже о тайных надеждах на необыкновенную жизнь сказал: хочет, чтобы люди слушали его!

— Это уж совсем неожиданно — слава понадобилась?! Как странно, в Любиме тщеславия совсем не было. Вкусившие славы и власти слепнут и глохнут.

— Да нет, я… понимаете, сам не знаю почему, бывает тесно… — Замолчал, ощущая неловкость, но тут же вдруг стал читать стихи: одно заканчивал, начинал другое. С последним словом вздохнул глубоко впервые за много дней.

— У нас украли солнце, — сказала девушка. — Каждого из нас сторожит смерть. А препарат «Ц» — квинтэссенция нашей системы. Тот, кто вдыхает его или получает с пищей, теряет своё «я», становится «гармоничной» личностью, то есть идеальным рабом. Урожаи и мясо попадают на кладбище. На все вопросы я тебе ответила?

— Что за кладбище? Как можно украсть солнце? Кого делают рабом? Я не понимаю.

Ветер чуть не скинул их с террасы, Джулиан еле успел одной рукой ухватиться за ограждение, другой придержать девушку.

— Нормальному человеку и невозможно понять. Постепенно разберёшься сам. Пойдём, покажу тебе несколько цехов.

— Нет, погоди! Неужели все смирились?

— Кто знает, — девушка пожала плечами. — Может, и не все. Идём, у меня ещё много дел сегодня. — Она пошла к выходу. Он заступил дорогу.

— «Может, и не все»! — передразнил её. — Посреди бела дня людей уводят на мучение или превращают в рабов, а у неё, видите ли, дел много! Никуда не пойду, пока не объяснишь всё по-человечески. Я тебе ничего дурного не сделал. Что ты играешь со мной в кошки-мышки?! У нас ребята так забавляются. Дадут кошке кусок сала на верёвочке, она проглотит, а они давай тащить обратно. И хохочут! Не отпущу, в сосульку превратишься. Отвечай, есть сопротивляющиеся?

— Ну, есть.

— Познакомь меня с ними! Пожалуйста! Может, и я…

— Не спеши. Это путь тяжёлый и опасный. А если придётся принести себя в жертву? — Странно, дядька на всех собраниях талдычит: «Надо принести себя в жертву!» — Не спеши, — повторила девушка. — У человека жизнь одна.

Странно, она повторяет слова Григория?!

— Как тебя зовут? — спросил.

— Конкордия. Можно Кора.

Снова коридор, бесконечный. Идут и идут. Но вот Конкордия нажимает кнопку, вводит его в цех.

— Здесь происходит формирование личности, — едва слышит он её голос, хотя на уши давит тишина. Он мотает головой, а ощущение глухоты не исчезает.

Цех уходит вглубь. Узок. Станки небольшие. Слева и справа от каждого — контейнеры. Из левого трудолюбец берёт какой-то предмет, похожий на стеклянный футляр, вкладывает в отверстие, подхватывает выброшенный станком точно такой же футляр, кладёт в контейнер справа. Сгибается — разгибается, сгибается — разгибается. Движения механистичны и быстры. Футляр разобьётся, если его не подхватить вовремя! Люди — в беспрерывном движении, не имеют возможности ни словом переброситься, ни передохнуть.