Изгнанница Муирвуда - Джефф Уилер

Сундуки и корзины были закрыты, перетянуты ремнями и выволочены из комнаты. Следом вынесли подушки и покрывала с кистями. Майя осталась в пустой комнате. Одна лишь мысль крутилась в голове: надо узнать, по чьей воле все свершилось на самом деле. Был ли то и впрямь приказ отца или же коварный ход леди Деорвин. Неужели в отцовском сердце нет больше места для дочери?

— Помоги мне, Николас, — шепнула она.

— Что я могу, госпожа моя? — с болью в голосе ответил тот. — Я всего лишь слуга короля.

— Отнеси ему письмо от меня. Пожалуйста, Николас!

Он бессильно пожал плечами.

— Ничего из этого не выйдет, моя госпожа.

— Тогда скажи ему, что я прошу встречи. И умоляю о рассмотрении моего дела.

Николас помялся.

— Я попробую. Но ничего не обещаю. Простите меня, моя госпожа. Вы не заслуживаете… — его голос стих. Николас не осмелился закончить фразу.

Рядом вырос один из солдат и грубо приказал:

— И одежду тоже давайте. Нам велено забрать все до последней тряпки.

Майя посмотрела ему в глаза. Николас ее предупреждал, однако наглость приказа возмутила девушку.

— Вы что же, снимете его с меня силой?

— Надо будет, так и силой. У меня приказ от леди Шилтон. Вы должны явиться к ней в платье служанки. Давайте, снимайте.

— Нет, — возразила Майя. — Я — принцесса Комороса.

Николас болезненно скривился.

— Моя госпожа, вы же не будете оспаривать королевский приказ.

— Вы больше не принцесса, — ухмыльнулся грубиян. — Не отдадите по доброй воле…

Он протянул руку. Майя шарахнулась прочь.

— Дай мне переодеться, нахал! Убери руки!

Отзываясь на клокочущую в сердце ярость, кистрель на груди налился теплом. Надо было успокоиться. Усилием воли Майя смирила поднимающуюся внутри волну силы. Нельзя, чтобы глаза налились серебром: солдаты сразу все поймут. И если они сорвут с нее платье, то увидят висящий на шее кистрель и лепесток тени на груди. Тогда — смерть.

— Как хотите, — сухо отозвался грубиян.

— Позвольте же ей хотя бы уединиться! — потребовал Николас. — Или мы дикари? У кого платье на замену? Ах, вот оно. Давай сюда, ну же.

Николас вырвал у солдата из рук платье, серое с прозеленью. По воротнику и по краю рукава шел узор, но больше ничем оно украшено не было. Майя дико уставилась на тусклый бесформенный наряд. Леди Деорвин хотела, чтобы унижение было полным и окончательным. Девушка сжала зубы и решительно взяла платье.

— Выйдите, — твердо велела она. Солдаты попятились наружу и захлопнули за собой дверь. Майя прижалась к ней спиной и попыталась усмирить болезненные спазмы в животе. Чтобы не заплакать, девушка зарылась лицом в грубую ткань, приказывая себе сохранять спокойствие и невозмутимость. Платье пахло ничуть не лучше, чем выглядело — пылью и плесенью.

Понимая, что солдаты ждать не станут, Майя быстро сбросила платье. Не было даже зеркала — его уже унесли. Майя закрыла глаза и постаралась овладеть собой. В дверь громко постучали.

— Нам тянуть не велено! — это определенно был голос грубияна.

Майя натянула платье служанки. Оно не прикрывало ни щиколоток, ни запястий и было тесно в груди. До шнуровки на спине было не дотянуться. Однако медальон и темный лепесток были надежно скрыты. Майя открыла дверь.

— Помоги мне, Николас, — попросила она.

Крякнув, грубиян подобрал с пола сброшенное платье и сунул его под мышку.

Николас нахмурился, кивнул и неловкими пальцами, путаясь, взялся за шнурки. Майя горела от унижения, однако старалась сохранять спокойствие. Когда Николас закончил, она поблагодарила его.

В последний раз, в тоске, она окинула взглядом свою комнату; новый наряд был непривычен и тесен. В сопровождении Николаса она спустилась во внутренний двор, где ждал эскорт, чтобы увезти ее в Хэдфилд. Она узнала нового графа Форши, Корда Шальера. Старый граф был лишен титула и брошен в башню Пент со всеми своими сыновьями — всеми, кроме одного. Майя знала, за что новый граф получил титул. Он раболепно подчинился ее отцу и исполнял любые его приказы. От него сочувствия ждать не приходилось.

Новый граф Форши был крупным мужчиной с крючковатым носом и серыми, как сталь, волосами. Спрыгнув с седла, он окинул Майю равнодушным взглядом и улыбнулся.

— Вы готовы принести заверения в своем почтении принцессе Мюрэ, леди Майя? — свысока спросил он, и уголок его губ дрогнул в улыбке.

Майя выпрямилась и посмотрела ему в глаза. Взгляд ее разил как кинжал.

— В Коморосе есть лишь одна принцесса, и это я. Дочери леди Деорвин не имеют никаких прав на этот титул.

Как ни странно, этот ответ доставил графу удовольствие.

— Что ж, посмотрим, сколько вы еще будете упрямиться. Поглядим, поглядим.

* * *

Жизнь в Хэдфилде обернулась кошмаром.

Майя носила титул фрейлины, однако комнату ей выделили худшую во всем поместье: на чердаке, с треснувшим окном, сквозь которое проникал холодный ветер. Камина в комнате не было. Леди Шилтон отказалась выдать Майе наряд по размеру, и весь гардероб девушки составляло то самое короткое и тесное платье, которое ей швырнули, когда уводили из покоев. Очень скоро выяснилось, что леди Деорвин велела своей матери, леди Шилтон, унижать Майю при всяком удобном случае. Ни одна трапеза не обходилась без разговоров о том, что Майя — незаконная дочь; при всяком удобном и неудобном случае ей напоминали о том же. Она вынуждена была смотреть, как ее платья перешивают для Мюрэ, украшают их драгоценными камнями и кружевами. Новая принцесса всячески демонстрировала свое презрение к Майе и третировала ее, заставляя исполнять самую грязную, самую унизительную работу.

Холодная враждебность окружения сокрушила дух Майи. Девушка стала часто болеть, и в груди у нее поселился непреходящий кашель. Во всем поместье не было человека, который сочувствовал бы ей. Слуги сторонились ее и боялись помочь, опасаясь, что одно появление рядом с Майей навлечет на их головы шквал дополнительной работы.

Даже с безродными в аббатствах обращаются лучше, с горечью думала Майя. За трапезой хозяева дома были так грубы с ней, что Майя стала плотно есть за завтраком, после чего сказывалась больной и не выходила к обеду, прося лишь, чтобы ей на чердак принесли хлеба с молоком. Эта уловка выручала ее на протяжении нескольких недель, но потом о ней прослышала леди Деорвин, и Майю вновь вынудили есть вместе со всеми и подвергаться насмешкам и издевкам.

Впрочем, Майя не желала признавать своего печального положения. Она понимала, что все происходящее — это попытка вынудить оставшуюся в Муирвуде мать согласиться на развод. Майя была лишь средством в этой борьбе, и, как бы отец ее ни любил, он решил принести ее в жертву во имя собственных интересов. Это было низко, и мысли об этом причиняли Майе боль.