Вдали от рая - Олег Рой

Ничего похожего на жалость или чувство вины перед своими жертвами Дмитрий не испытывал. После Плещеева Волковской вошел во вкус своего исследования и стал проводить эксперименты гораздо чаще – раз в несколько лет. С любопытством исследователя он наблюдал за духовной и физической деградацией своих жертв, а, изучив этот процесс, вообще стал терять интерес к донорам сразу после обряда по перекачке энергии – хотя и продолжал по привычке называть их подопытными, а свои действия – экспериментом.

Став Игорем Плещеевым, Волковской, после всех необходимых формальностей, сразу же отбыл на место распределения, где получил багаж, который выслал ему из Москвы, еще до похода, покойный научный руководитель Павел Смирнов. В багаже оказалось несколько самых ценных вещей, среди них – бережно упакованный мируар и портрет Владимира Волковского. Выяснилось также, что покойный научный руководитель, у которого не было семьи, незадолго до смерти составил завещание, по которому оставлял все свое имущество, включая автомобиль и дачу в Акулове, любимому ученику.

Игорь Плещеев приступил к работе и зажил очередной новой жизнью. Иногда к нему приходили письма от бывших соучеников, он отвечал на них, печатая свои письма на машинке, но от личных встреч («старик, я через недельку буду в Ленинграде, может, увидимся?») каждый раз отказывался, ссылаясь на занятость. Через год ему исполнилось двадцать пять, в паспорте появилась новая фотография, и после этого тот, кто уже давно не звался Волковским, окончательно успокоился.

Через некоторое время он женился и обосновался в Ленинграде. Жена Лида, к сожалению, не была дворянкой, но зато во всем остальном удовлетворяла его требованиям: очень красивая, хозяйственная, с прекрасным здоровьем и спокойным уравновешенным характером. И, самое главное, в ауре Лиды не наблюдалось никаких прорех – ни в личной оболочке, ни в родовой. Очевидно, родители Лидии, отец-ювелир и мать, совсем простая, даже неграмотная деревенская женщина, а также их ближайшие предки, не совершили в своей жизни никаких серьезных грехов.

Брак лже-Игоря и Лиды был не то чтобы счастливым (что означает это слово, Дмитрий так никогда и не сумел понять), но, во всяком случае, благополучным. Лидия всей душой любила мужа, он тоже первое время был очарован ею. А позже, когда дымка очарованности развеялась, просто позволял ей заботиться о себе, обустраивать его быт и создавать ему душевный комфорт. И был благодарен ей – прежде всего за то, что она подарила ему ребенка. Дочку назвали Верой, и она росла именно такой, какой и хотел ее видеть отец, – красивой, умненькой и очень послушной. Он настаивал на том, чтобы Верочка получала хорошее образование и правильное воспитание, и не сомневался, что со временем, когда она вырастет, она станет его наследницей и помощницей – и в медицине, и в другом, еще более важном для него деле.

Было бы странно, если бы в жизни такой эффектной женщины, как Вера, до тридцати двух лет не появилось ни одного мужчины. Появлялись, конечно. Один из них даже был ее мужем. Вера давно уже не вспоминала о нем – даже когда называла свою нынешнюю фамилию, единственное, что осталось ей от Максима. Уходя, он унес все свои вещи, вплоть до затупившихся бритвенных лезвий, скрепок и дырявых носков. И это казалось странно, потому что раньше его никак нельзя было заподозрить в жадности. Неужели боялся, что через эти вещи на него будут воздействовать? Возможно, Максим о чем-то догадался – раньше, чем сама Вера узнала о том, чем же на самом деле занимается ее отец?

С Максимом у нее все получилось обыкновенно, их брак был типичным студенческим браком. На первом курсе вдвоем кромсали одни и те же анатомические препараты. На втором их на всех предметах автоматически распределяли в одну подгруппу. На третьем они впервые поцеловались. На четвертом сыграли свадьбу и поселились в кооперативной квартире, которую купил для молодых отец Веры. На пятом пошли ссоры. К госэкзаменам Соколовские развелись.

Вера была убеждена, что причина в Максиме. В его слишком мужском, слишком современном легкомыслии. В его непонимании настоящей любви к родителям.

– Твой отец тебя поработил! – кричал он. – Ты постоянно говоришь только о нем! Ты вечно отвечаешь мне его словами! Ты проводишь больше времени с ним, чем со мной! Ты не смеешь выйти за пределы отведенной им территории, чего бы это ни касалось: вкусов, привычек, научных теорий, взглядов на мир… А ведь неглупая девушка вроде! Отличница, свободно читаешь на нескольких языках… Включи наконец мозги и приучайся иметь свое мнение!

– Что ты имеешь против моего папы? – возмущалась в ответ Вера. – Без него не было бы этой квартиры! Без него не было бы и меня, потому что он вырастил и воспитал меня после того, как мама нас бросила… То, что я делаю для него, – лишь малая часто того, что я ему должна. Я обязана ему всем, пойми, буквально всем! У меня, к твоему сведению, замечательный отец, всем бы таких по-настоящему хороших родителей!

– По-настоящему хорошие родители не внушают детям, что те им обязаны «буквально всем», – возражал Макс. – По-настоящему хорошие родители не нагружают их неподъемным чувством долга. По-настоящему хорошие родители хотят, чтобы их дети были взрослыми, самостоятельными, счастливыми, отдельными от них людьми. И взрослые дети любят их не потому, что обязаны «буквально всем», а просто потому, что любят. А твой папаша… Он вымогает твою любовь, заставляет тебя любить его, разве ты не чувствуешь? Он требует тебя целиком, все больше и больше. Со всеми потрохами. Он опутал тебя своей паутиной, а ты и рада быть беспомощной мухой…

– Как ты можешь говорить такие гадости? Ты ничего не понимаешь!

– Я понимаю больше, чем ты! Я вижу ситуацию со стороны, а ты не видишь. И никогда мне еще не приходилось видеть таких странных и, извини меня, нездоровых отношений между отцом и взрослой дочерью.

– Ха! Да ты меня просто ревнуешь! И к кому? К папе?! Да ты сам нездоров!

– Верочка, очень тебя прошу: уедем! Получим дипломы и уедем куда угодно: в Сибирь, на Дальний Восток… Страна большая. Куда угодно, лишь бы подальше от твоего драгоценного папы! Оставим эту квартиру, московскую прописку, начнем заново семейную жизнь. Нашу с тобой жизнь! Ты будешь с ним переписываться, звонить ему, встречаться, когда соскучишься, раз в год или даже в полгода – на здоровье, я в это влезать не стану. Но я – твой муж. Со временем у нас будут дети. Разве хватит у тебя любви на меня и на них, если всю ее отбирает твой отец?

Детей не получилось… Сначала они с Максимом откладывали их появление до окончания института, получения хорошей работы. А потом, когда окончание института приблизилось, было уже не до детей… Должно быть, это к лучшему. С ее нынешним образом жизни – разве она могла бы позволить себе воспитывать детей? В подобной атмосфере они росли бы моральными уродами…

«Такими же, как я?»

Вера гнала от себя подобные вопросы. Так же, как раньше гнала от себя сомнения, вызванные гневными выкриками Максима. Но Максим был не прав, одно то, что он настоял на разводе, делало его кругом неправым, а все его утверждения – пристрастными и вздорными. Зато на его фоне таким благородным выглядел папа, который бывшего зятя не обвинял, ничего плохого о нем не говорил, только утешал дочь: