Летний сад - Дмитрий Вересов

– Вадим, я не уверен еще окончательно, но мне кажется, что я сильно изменился. Стал совсем другим человеком, которого ты не знаешь, и неизвестно, сможешь ли ты принять меня такого, каким я стал.

– И это все?!

– Разве этого недостаточно?

– Кирилл! – на секунду даже показалось, что жизни Домового угрожает опасность от переполняющих его чувств. – Неужели ты такого невысокого мнения обо мне? Я ведь прекрасно понимаю, каким тяжелым для тебя стал этот год. Я много думал и думаю про тебя. Столько перенести, столько выдержать. Ты… Ты… – от волнения Иволгин не находил слов и достаточного количества превосходных степеней. – Ты – настоящий герой! Мы все: Костик, Кисс, другие ребята, все гордимся тобой!

– Извини, Вадим, – Марков поднялся со скамейки, – я устал и пойду в палату. До свидания.

– До свидания… – изумленный Домовой протянул руку, но Кирилл уже повернулся к нему спиной и зашагал в сторону клиники.

– Кира! – но никакой реакции не последовало. Марков ровными шагами подходил к повороту аллеи.

– Кира! – повторное обращение так же повисло в воздухе. – Запомни, я жду тебя. В любое время!

Но выздоравливающий уже скрылся за поворотом.

Заплакала Верочка, разбуженная родительскими криками. Вадим поспешил к дочке, поправил сбившиеся пинетки на пухлых ножках, укоризненно закудахтал, поправляя одеяльце и подстилку:

– Да-да, и у нас характер! И у нас потребность в заботе и внимании! – Ребенок притих. – О, папа так и знал. Но ничего, у нас на этот случай найдется запасная пеленка, так что до дома – ни-ни! Только терпеть, – он устроил Верочку на согнутой в локте левой руке и принялся ловко менять пеленку в коляске. – Договорились?

Забавная, как игрушечный пупс, Вера загукала в ответ на родительское обращение и розовыми ручонками, широко расставив пальцы, ухватила папашу за волосы.

– Ох, – эмоциональной глубине вздоха, что в тот момент издал Домовой, позавидовал бы любой крепкий деревенский хозяин. – И что же мне со всеми вами делать?

* * *

Выписка, как и ожидалось всеми, прошла спокойно и без задержек. Анатолий Григорьевич собрался было проводить бывшего пациента до ближайшей остановки, но в проходной Бехтеревки Кирилл, сначала согласившийся на предложение врача, переменил свое решение:

– Спасибо, дальше я сам справлюсь.

Курилов молча пожал юноше руку, ободряюще улыбнулся и ограничился кратким напутствием:

– Если что, Кирилл, не стесняйтесь.

За воротами клиники юношу встречала Большая Вольная Жизнь.

Словно желая проверить готовность Кирилла к встрече с нею, она сразу же, как только мощная гидравлика вернула окованную железом дверь проходной на привычное место, обрушила на него учащенный ритм городских улиц, заполненных техногенными звуками и запахами строительства развитого социализма. Оценив обстановку и не найдя в хорошо знакомых видах улицы Седова особых изменений, он свернул направо и направился к метро.

Через несколько шагов Кирилл остановился. Противоположная сторона улицы, укрытая спасительной тенью нарядных домиков, построенных пленными немецко-фашистскими захватчиками, притягивала к себе, как магнит, и казалась оазисом, полным прохладного блаженства, в отличие от залитой солнцем и заставленной пыльными тополями, на которой он стоял.

Кирилл подошел к ближнему переходу и замер у светофора.

Он улыбался, узнавая вроде бы привычные и одновременно новые для его восприятия модели грузовиков и легковушек, автобусов и прочих обитателей автомобильного мира. Юркий «Москвичонок-каблук» с эмблемой почтового ведомства на борту, хлебный фургон, блестящий новой краской, апельсиновая «Татра». Сколько же времени он не видел обыкновенного такси? Юноша ухмыльнулся. Средневековая Англия, битвы и погони, сухие и вязкие ветры коридоров времени – вот они, привычные картинки его новой жизни. А обыкновенный ленинградский таксомотор, набитый пестрыми цыганками так, что задние рессоры основательно просели, – для него диковинка.

Чуден, чуден белый свет.

– Сын!

Прямо на белых полосах пешеходной зебры остановилась черная «Волга». В первое мгновение Кирилл не узнал отца. Помолодевший, загорелый чуть ли не до угольной черноты, в модных импортных очках – солнцезащитных «хамелеонах» – Марков-старший больше походил на персонаж из заграничной жизни, чем на «красного» директора.

– Кирилл, мы задерживаем движение. – Отец обернулся через спинку своего сиденья и распахнул заднюю дверь. – Мне кажется, нам есть о чем поговорить.

Машинально отметив, что отец сменил шофера, Кирилл занял место в салоне «Волги». В машине было душно, приспущенные стекла не спасали положения.

– Мать приготовила окрошку и еще чего-то там разэтакое, – отец заговорил быстро и нарочито бодро. – Ты ведь не откажешься пообедать с нами?

Кирилл промолчал. В этой поспешной ссылке на мать, на окрошку, которую он действительно любил, проявился не прежний отец – категоричный, властный, привыкший принимать решения за других, – а новый, уставший и неуверенный в себе человек. Внутренне, как это стало ясно с первых же слов, совершенно противоположный своей «упакованной», эффектной внешности.

– Ладно, не хочешь говорить… Я понимаю. Целый год по больницам – это не шутка. Но пока мы одни… – отец посмотрел на Кирилла через обзорное зеркало. – Ты же понимаешь, при матери разговора не получится, так вот: пока мы одни, я скажу тебе, сын, как мужчина мужчине… Так было нужно. Ты еще не совсем понимаешь правила большой жизни, но они просты – сначала думай о Родине. Вот такое, брат, самое главное правило. Потому что Родина – всегда права, даже когда и не права. Поверь, все, что произошло, – только к лучшему. Конечно, твои друзья совершенно зря устроили всю эту шумиху с западными голосами и газетами, но, как говорится… Надо жить, и мы будем жить! – он обернулся к Кириллу. В салоне машины линзы его «хамелеонов» стали немного прозрачнее, но все равно рассмотреть выражение отцовского взгляда Кирилл не смог. Он просто отвернулся.

– Я надеюсь, – голос отца стал тверже, отдаленно напоминая прежний, категоричный и непреклонный. Но едва уловимая нота обиды, что оттенила шипящее «юссь», предательски выдала ощущаемый отцом конфуз. – Я надеюсь, – еще раз, уже громче, повторил он, – что при матери ты будешь вести себя по-человечески, без больничных закидонов?

В этот момент Кириллу стало ясно, почему отец сменил шофера и поменял стиль в одежде. Отец пытался бежать от себя прошлого, он как бы отрекался от себя как от человека, поступившего так лишь потому, что тот, прежний, директор Марков не мог поступить иначе.

В этот момент черная «Волга» судостроительного начальника остановилась перед светофором. Юноша спокойно открыл дверь и вышел из машины. Под клаксонную истерику крайнего левого ряда Кирилл добрался до тротуара и, не оборачиваясь, пошел вперед.