Графиня Тьмы - Жюльетта Бенцони

— Вы еще придете, правда же? — спросила королевская дочь, протягивая ей руку для поцелуя.

— Мне разрешены три посещения в неделю, и я не пропущу ни одного… разве что мадам больше не захочет меня видеть…

В последующие дни Лаура приходила к принцессе с радостным сердцем. Она дважды встречалась там с мадам де Турзель и Полиной, и втроем они старались составить для маленькой принцессы некое подобие двора, сплетничая о последних новостях, что заставляло мадам де Шантерен следить за ними с удвоенным рвением. Лучшей наградой была им радостная улыбка Марии-Терезии, и она же стирала недовольную гримасу с лица Ренетты.

Как-то раз, когда Лаура явилась, как обычно, с букетом (на этот раз это были лилии), мадам де Шантерен вышла ее встретить в переднюю и плотно прикрыла за собой двери в комнату Ее Высочества. Она казалась очень взволнованной.

— Не знаю, сможете ли вы ее увидеть, — огорченно прошептала она. — Вчера разыгралась настоящая драма. Я отсутствовала, так как с разрешения Комитета ходила навестить больную сестру, и мадам пришлось одной принять эту кошмарную Монкэрзен. Вернувшись, я застала принцессу в ужасном состоянии: эта авантюристка — другого слова не подберешь — рассказала ей о смерти матери, тети и брата. Бедное дитя! Она плакала не переставая, даже дважды падала в обморок…

— Боже мой, бедная девочка! — прошептала Лаура. — Такие вести, и все сразу! Эта Монкэрзен, должно быть, ненормальная.

— Я сделаю все возможное, чтобы ноги ее больше тут не было! Сегодня же вечером, прямо отсюда пойду в Комитет общественной безопасности!

— Я отвезу вас, если хотите. Меня ждет экипаж. А потом он доставит вас на улицу Розье.

— Правда? О, как это любезно с вашей стороны! Казалось, мадам де Шантерен действительно пребывала в растерянности, даже слезы выступили на глазах, и она показалась Лауре вполне симпатичной: кто знает, может быть, она и вправду привязана к Марии-Терезии?

— Позвольте мне просто взглянуть на нее, — попросила Лаура. — Я потом спущусь и буду ждать вас в экипаже.

— Нет, лучше уж зайдите! Вдруг ей станет лучше, когда она увидит вас…

Лаура нашла Марию-Терезию лежащей на кушетке. На руках она держала белую с коричневыми пятнами собачку неизвестной породы.

— Это Коко! — пояснила мадам де Шантерен. — Я велела его принести мадам, раз уж она знает. Это была собачка брата…

— У него в темнице, откуда вызволил его Баррас, была собака?

— Нет, собака была у одного из стражников. Я подумала, что если она будет здесь, то мадам станет легче…

— Кажется, вы были правы. Спасибо, что подумали об этом.

Когда Лаура подошла поближе, Коко спрыгнул с рук Марии-Терезии и, виляя хвостом, подбежал к ней, ожидая ласки, которую тут же и получил. Она даже взяла его на руки и отнесла принцессе, а та подняла на нее огромные голубые глаза, покрасневшие от слез:

— Вы тоже знали?

— Да, — промолвила Лаура, становясь на колени у кушетки. — Я знала.

— И ничего не сказали мне…

— Если бы я не поклялась молчать, мне бы не дали разрешение посещать вас. Да и сама я считаю, что можно было еще немного подождать и не рассказывать вам об этом ужасе.

— О господи! Но почему? Меня это мучило день и ночь: что с ними стало? А узнать пришлось от этой женщины, которая утверждает, что она моя кузина, а я не могу заставить себя ее полюбить. Я бы предпочла, чтобы мне об этом рассказали мадам де Шантерен или вы. Но настоящим другом оказалась мадам де Монкэрзен…

— Это не так! Надеюсь, бог меня не осудит, но я считаю, что решение Комитета было оправданным. После заточения вам следовало бы сначала набраться сил и обрести вкус к жизни.

— Вот почему мне давали только цветные платья, ничего черного, хотя я должна была ходить в глубоком трауре! — с горечью бросила Мария-Терезия.

— Траур у нас в сердце, мадам, а не в нескольких метрах ткани. Вы молоды… красивы, как, наверное, была красива в вашем возрасте королева, ваша матушка. Нужно подумать о себе, о надеждах, которые возлагают на вас многие французы. Не все убийцы, и у вас множество подданных, которые…

— Вы сказали, подданных? Но я не наследую после брата — короля…

— Наследуете, и более, чем вы думаете. Республика уничтожила все королевские законы. В их числе и закон о наследовании.

Слезы просохли, и на лице девушки появилось мечтательное выражение. Ее Королевское Высочество в молчании поглаживала собаку, зато мадам де Шантерен стала делать Лауре какие-то знаки. Пробормотав нечто вроде извинения, Ренетта за руку оттащила молодую женщину в сторону:

— Вы с ума сошли! Говорить ей такие опасные вещи! Я должна была бы донести на вас в Комитет общественной безопасности.

— Но вы не донесете. В минуты страшного несчастья человеку необходимо за что-то ухватиться, пусть даже за мечту или иллюзию. В ее жилах течет королевская кровь, и любовь ее к Франции так же велика, как велики страдания, которые эта страна ей причинила… Мадам де Шантерен пожала плечами:

— Зачем ей это! Через несколько месяцев она отправится в Вену, выйдет замуж за эрцгерцога и затеряется в гуще бесчисленных Габсбургов. Так к чему эти намеки, что возможно невозможное?

— Чтобы она захотела жить. Потому что если в сердце ее поселится любовь к нашей стране, а я чувствую, что так оно и есть, то она увезет ее с собой и будет стремиться, где бы она ни была, защищать престиж и интересы Франции. А теперь идите в комитет и доносите, если это может облегчить вам совесть!

— Вы отлично знаете, что я этого не сделаю. Но никто не помешает мне думать, что для американки вы ведете себя очень странно. Гораздо больше похоже на то, что вы родились здесь, во Франции! Эту страну вы искренне любите!

Лаура не впервые слышала подобные замечания, и ответ был у нее готов:

— Франция чрезвычайно помогла Соединенным Штатам в достижении свободы… Что касается вас, то. между прочим, для аристократки, а я уверена, что вы принадлежите к аристократическому кругу, вы тоже действуете более чем необычно. Может показаться, что вы имеете непосредственное отношение к Якобинскому клубу.

Лауре было прекрасно известно, что частица «де», употребляемая перед фамилией, не указывает прямо на дворянское происхождение, но она подумала, что мадам де Шантерен падка на лесть, даже если эта лесть преподносится в виде упрека. Так и случилось, и остаток дня обе женщины провели, объединив усилия, чтобы своей любовью облегчить боль шестнадцатилетней девочки.

Увидев, что Лаура собирается уходить, Мария-Терезия взяла ее за руку:

— А знаете, я за троном не гонюсь. Наоборот, в моих мечтах всегда представлялась размеренная жизнь в одиноком замке в окружении преданных друзей, с которыми меня связывает взаимная любовь. Мне хотелось бы гулять в тихом парке и кормить животных, как это было некогда в Трианоне. Я затерялась бы в густых лесах, и люди, повстречавшие меня, никогда не догадались бы, кто я такая на самом деле…