Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного - Михаил Елисеев

Итак, 18 февраля 1268 года, речка Кегола, окрестности замка Раковор.

…Порыв ветра налетел и развернул стяги наступающих полков. Перейдя через Кеголу, князья и воеводы разворачивали свою рать широким фронтом. Поднимая тучи снежной пыли, мчались на левый фланг переславская и тверская дружины, горяча коней, прошли гридни Довмонта, а за ними, уминая ногами снег, спешило псковское ополчение. Головной полк новгородцев медленно выдвигался вперед, ратники шли плечом к плечу, теснее сжимая ряды, готовясь к отражению вражеской атаки. Во главе полка ехал князь Юрий с дружиной, а тысяцкий Кондрат и посадник Михаил носились вдоль шеренг, требуя от воинства не ломать строй. На правом фланге реяли стяги князей Михаила, Константина и Ярополка, их дружинники готовились скрестить мечи с датскими рыцарями.

Строй русских полков остановился и замер. Слышался нестройный гул тысяч голосов, лязг оружия, ратники вытаптывали снег, чтобы было легче устоять на ногах. Внезапно, перекрывая весь этот шум, донесся рев боевых рогов ливонцев, а затем загудела промерзлая земля от ударов тысяч копыт. Разговоры разом стихли, воины подобрались, крепче сжимая боевые топоры и копья. На русских накатывалась железная волна. Первыми в атаку пошли датчане, за ними повел в бой своих людей епископ Александр, и наконец, не спеша, медленно разбегаясь, тронулся с места клин рыцарской тяжелой конницы. Постепенно увеличивая скорость движения, братья-рыцари пустили коней галопом и помчались на новгородский полк.

Тем временем стоявшие на правом фланге князья повели своих гридней навстречу датским рыцарям, и сотни всадников сшиблись на заснеженном поле. Первая кровь брызнула алым цветом на вытоптанный копытами снег. Изломав в первом столкновении копья, дружинники и рыцари потянули из ножен мечи, схватились за топоры и палицы, а затем лицом к лицу сошлись в рукопашной. Датчане яростно рубились длинными мечами, надеясь мощным напором опрокинуть русских, но гридни, озверев от боя, яростно гвоздили католиков по шлемам палицами и шестоперами, сбрасывали с седел ударами боевых топоров, а затем втаптывали копытами коней в залитый кровью снег. Успех клонился то в одну, то в другую сторону, поскольку то дружины отступали под слаженным датским натиском, то рыцари пятились от атак русских воинов.

На левом фланге Святослав, Дмитрий и Довмонт так дружно и слаженно ударили по войску епископа Александра, что враг дрогнул. Желая выправить положение, прелат лично бросился в бой, потрясая тяжелой палицей. В окружении телохранителей служитель церкви крушил на своем пути все и вся, пока один из княжеских гридней не оглушил его ударом кистеня по шлему, а затем, толкнув щитом, сбросил с коня на землю. Пока епископ, ворочаясь в тяжелых доспехах на снегу, соображал, что к чему, набежавшие псковичи ударами рогатин добили слугу божьего. Широкие, остро заточенные лезвия разодрали кованые кольца панциря и вонзились в бренное тело служителя церкви, отправив его душу на небеса. Воспользовавшись смятением, которое вызвала гибель командующего, русские усилили натиск, сбивая и расстраивая боевые порядки немцев.

В центре же клин тяжелой конницы надвинулся на новгородский полк. Снег запестрел от черных и красных крестов братьев-рыцарей, их шлемы, украшенные звериными мордами и бычьими рогами, внушали страх тем из ратников, кому не доводилось сталкиваться с крестоносцами на поле боя. Хрипло ревели боевые рога рыцарей, заглушая яростный клич тевтонцев. Но новгородцы не дрогнули. В первых рядах построения плечом к плечу стояли купцы, владевшие оружием так же искусно, как и счетами, и лихие ушкуйники, от одного имени которых дрожали соседи Великого Новгорода. Отчаянные кулачные бойцы и бывалые охотники, в одиночку ходившие на медведя. Кузнецы, вооруженные оружием собственной ковки, и бывалые мореходы, сражавшиеся с пиратами на Балтийском море. Они не побежали, а уперев в землю копья и рогатины, приготовились встретить смертоносную атаку.

Страшен был удар «великой свиньи»! Рыцари на полном скаку вломились в строй полка, передние шеренги были разбиты вдребезги, втоптаны в снег конскими копытами и изрублены мечами. Но новгородцы устояли. Немецкий клин приняли в копья и топоры, ливонцев вышибали из седел на землю, их коней валили рогатинами, а самих рыцарей резали на снегу засапожными ножами. Посадник и тысяцкий сумели сплотить своих людей, а князь Юрий бросил в бой дружину.

Казалось, еще немного, и враг побежит. Но не тут-то было!

Немцы умело наращивали натиск, планомерно давили на боевые порядки полка, врубались в образовавшиеся разрывы в рядах, стараясь разбить единый строй новгородцев. То здесь, то там они ломали упорное сопротивление, дробя полк на небольшие отряды, которые затем просто сминали массой людей и коней. Повалился на снег, изрубленный тяжелыми рыцарскими мечами, посадник Михаил Федорович. Сгинул в круговерти рукопашной тысяцкий Кондрат. Разбитая вдребезги дружина Юрия Андреевича видела, как их князь, выбравшись из сечи, хлестнул коня и помчался прочь от места битвы. Новгородский полк был разгромлен, часть ратников обратилась в бегство, часть отступала, отбиваясь из последних сил. Братья-рыцари, видя близкую победу, возрадовались и навалились на остатки полка изо всех сил. Отряд орденских пехотинцев пробился к мосту и перекрыл русским путь к отступлению, провоцируя беглецов ступить на лед Кеголы.

Но рано радовались немцы! Святослав, Дмитрий и Довмонт наконец опрокинули оставшиеся без командования войска Дерптского епископа и погнали их прочь с поля боя. Святослав возглавил погоню, а Дмитрий, быстро оценив обстановку, с переславской дружиной и псковичами атаковал «великую свинью» во фланг. Ливонцы, уже торжествовавшие победу, были ошарашены, стали разворачивать коней и вступили в бой с новым противником.

Воспользовавшись тем, что натиск рыцарей ослаб, вздохнули свободно новгородцы, десятники и сотские остановили беглецов и вновь начали сбивать их в единый строй, формируя новый боевой порядок полка. Немного отдышавшись, они вновь ринулись в битву. Тысячи новгородских ратников бежали по заваленному мертвыми телами полю, сжимая в руках топоры и рогатины, русские шли на крестоносцев мстить за погибших товарищей. Сеча закипела с новой силой.

День тянулся долго, а битве не было видно конца и края. Немцы бились зло и умело, они крепко держали строй, отражая свирепые атаки русских с двух сторон. Между тем, дружинники Михаила Ярославича, Ярополка и Константина разбили на правом фланге датских рыцарей и отряды чуди, но вместо того, чтобы прийти на помощь новгородцам, ринулись преследовать остатки вражеских войск. Поток беглецов устремился к Раковору. Воины короля и чудские ополченцы спешили укрыться за толстыми стенами замка, но суждено это было далеко не всем. Княжеские гридни гнали врагов семь верст, устилая, их телами ведущие к крепости дороги до тех пор, пока не достигли каменных стен Раковора. И только тут, истомленные битвой и долгим преследованием, дружинники придержали коней и повернули назад, туда, где гремел, то усиливаясь, то затихая, шум великой битвы.

Возвращались на поле боя рассеявшие и добившие остатки войск епископа дружинники Святослава, и князь, видя, что его людям предстоит новая схватка, стал быстро строить дружину в боевой порядок. Но возвращение русских заметили и командиры ливонцев, а потому, не желая продолжать битву с превосходящими силами противника, они стали прорываться из наметившегося кольца окружения. Только беда немцев заключалась в том, что их военачальники выбрали неверное направление атаки, и «великая свинья», вместо того чтобы вырваться на оперативный простор, врезалась в новгородский обоз, где и завязла накрепко.