Не та девушка - Илана Васина

Мне бы ответить уклончиво, чтобы не огорчать подругу, но поощрять в бедняжке иллюзии на счет любимого мужчины нет никакого желания.

— Думаю, сир Эгиль с тобой танцевал два раза только из-за твоих родителей.

Айрин удивленно распахивает серые глаза:

— По-твоему, он считает меня выгодной партией, и поэтому оказывает знаки внимания? Или ты имела в виду, что он меня, как хозяйскую дочь два раза пригласил?

— Последнее.

— Ну почему ты так категорична! Так не честно! Тебе полагается вместе со мной надеяться на лучшее! Убеждать, что я неотразима, и сир Эгиль непременно будет моим! Ты же моя подруга… Как бы.

— Только настоящая подруга и скажет тебе правду. Ты спросила мое мнение. Во оно: я не вижу вас вместе.

— А ты часом мне не завидуешь? — эльфийка поджала губки и подозрительно щурит умные, серые глаза.

— Твоим отношениям с сиром Эгилем не завидую. Это чистая правда, — прикладываю правую ладонь к груди, а левую — к губам в знак единства чувств и слов.

— Ладно, ладно. Верю… Кстати от сопровождающих ты не отвертишься. Наши слуги доведут тебя до школы. А то еще похитят по дороге бедную фэйри, возьмут насильно замуж, и все. Новый король нам обеспечен, — так сказал мой отец. А он знает, о чем говорит!

Едва успеваю кивнуть, как периферийным зрением отмечаю среди гостей необычное оживление. Чересчур много суетливых передвижений по залу. Слишком много оживленного шепота, и все взгляды устремляются в одном направлении. Что здесь происходит?

— Уважаемые гости! — слово берет хозяин этого дома, эльф с резкими, будто обломанными чертами лица. — Воистину сегодняшний вечер богат на новые лица. Имею честь представить вам королевского советника по межрасовым отношениям. Сир Барди Фрёд.

Цепенею от ужаса, когда знакомые, льдинистые глаза утыкаются в мои. Точно сквозь туман слушаю едкий голос:

— Я рад нашей встрече! В Даэронис непросто попасть. Однако чего не сделаешь ради сохранения межрасового мира!

— Чем докажешь? — выплевывает презрительно отчим. — Ты небось минуту назад все придумал, чтобы не отдавать мне Ханну!

Финдис снимает с шеи золотой медальон в форме прямоугольника. Подцепляет ногтем невидимый глазу выступ, открывает крышку и протягивает через стол Фрёду.

Мне не разглядеть изображение в медальоне, зато отчим его видит. Изумленно наблюдаю, как нервно вздрагивают его широкие ноздри, тонкие губы кривятся, а скулы выступают острее от напряжения. Одной рукой он хватает со стола подсвечник, а другой — подносит украшение прямо к свету. Вертит его и так и этак, недоверчиво прицениваясь к увиденному.

Что он узрел в ювелирном изделии?

Я так взволнована, что окончательно теряю себя в безумном водовороте текущих событий. Перед глазами сгущается серая хмарь. Кажется, еще чуть-чуть — и отключусь. Сквозь туман едва различаю голос Хродгейра:

— Выпей воды, фэйри.

Точно во сне сжимаю в пальцах холодный бокал. Первый же глоток ледяной воды приводит меня в чувство. Мне не сразу верится, что я вернулась в реальность. Ведь настолько побитую, побежденную версию отчима вижу впервые.

Всего несколько минут назад на его лице не было ни тяжелых носогубных складок, ни резко выраженных морщин на лбу. Глаза, обычно походившие на острые льдины, сейчас напоминают вязкую, донную муть. Без всякого выражения таращатся в украшение.

Мелькает подозрение, что медальон заколдован. Любой, кто в него заглянет, потеряет рассудок.

Но вот, через секунду, отчим смаргивает с себя растерянность и, мрачным взглядом окинув окружающих, встает. Заключает:

— Полагаю, портретная миниатюра моей жены в юности с ее грудной дочерью не могла появиться у тебя на шее без веской причины. Дальнейшие притязания на опеку считаю неуместными. Позвольте откланяться, господа эльфы.

— Я распоряжусь, чтобы тебя проводили в постоялый двор, сир Фрёд, — обещает Менелтор. — Тебя и твоих слуг накормят и устроят на ночлег.

— Благодарю. Я собираюсь уехать рано утром. Перед отъездом я желал бы поговорить с Ханной.

На этих словах на меня устремляются несколько вопросительных взглядов в ожидании моего ответа. Разговаривать с отчимом нет никакого желания. Но он все еще мамин муж. Тот, кто держит в своих руках ниточку ее жизни. К тому же, я не знаю, в каком состоянии мама, наказан ли Гьёрн и все ли в порядке у Гретты. Хочу это выяснить обязательно, пока отчим здесь. Я молча киваю, и Фрёд исчезает за дверью.

Его примеру следуют остальные участники встречи. Менелтор, Хродгейр, чуть поколебавшись, тоже удаляется… Если совсем недавно я мечтала оказаться наедине с полукровкой, то в свете недавнего признания главы старейшин думаю теперь совсем о другом. Прежде, чем Финдис подходит к порогу, я умоляюще тяну к нему руку:

— Так это правда? Ты мой отец?

— Эльф, признавший своего ребенка в присутствии другого эльфа, официально становится его отцом, защитником и кормильцем. Отныне ты находишься под моей личной опекой и право наследия будет разделено между тобой и моей младшей дочерью Менеланной. И кстати. Раз ответственность за тебя официально легла на мои плечи, завтра утром я пришлю за тобой стражей, чтобы сопроводить в постоялый двор и обеспечить твою безопасность.

Он говорит так, будто хорошо вызубренный урок тарабанит. Хладнокровно. Без запинки. Без всякого чувства. А мне совсем не эти бесстрастные фразы требуются!

— Скажи, ты на самом деле мой отец?

— Ни один эльф не признал бы чужого ребенка-полукровку своим, — ухмыляется Финдис. — В этом нет чести. Врать нет причины.

— Нет чести? Хм… Почему же сегодня ты признал свое бесчестие, которое прятал целых двадцать лет?

Мужчина разворачивается ко мне всем корпусом. На усталом лице так явственно отражается внутренняя борьба, что кажется, будто я слышу его мысли: «Не слишком ли много исповедей для одного получаса? Выворачивать себя наизнанку снова и снова… А, к бесам! Раз ступил на эту дорогу, то обратно не повернешь!»

Он задумчиво уточняет:

— Ты, верно, слышала о Таурэтари, великой прорицательнице Даэрониса?

— Да, — очень кстати вспомнаю, что это мама Айрин. Может, мне к ней на сеанс напроситься? Заказать расклад на мамино здоровье… Похоже, дружба с эльфийкой и правда, помимо неприятных моментов, обещает некоторые преимущества.

— Вчера я обратился к ней по поводу личного. Так, ничего серьезного, но все же… В последние месяцы канва судьбы сплеталась для меня в капризные и слишком сложные узоры. Таурэтари заявила, что мои нынешние неудачи растут из ошибки двадцатилетней давности. Если упустить текущий момент, спасовать перед очередным вызовом, исправить ее больше не получится. Я сразу понял, что речь о тебе, Ханна. По достижении совершеннолетия ты окончательно пробудишься в фэйри, и моя помощь тебе больше не понадобится. Когда к нам прибыл твой отчим, я понял, что это мой последний шанс позаботиться о тебе, чем и воспользовался.