Как перевоспитать герцога - Меган Фрэмптон

Смитфилд поспешил развеять его подозрения.

– Нет, нет. Ее отец граф, и он высоко метит. Птице моего полета так высоко никогда не взлететь. – Маркус услышал в голосе Смитфилда нечто такое… Не поддающееся однозначному определению. Но это что-то отбило у Маркуса желание продолжать разговор о леди Люсинде.

– Так я могу назвать вас счастливчиком? – спросил Смитфилд с деланым безразличием. Настолько фальшивым, что у Маркуса не осталось сомнений в том, что именно он услышал.

– Пока я лишь осваиваю незнакомую территорию и ничего не хочу решать, пока не буду знать точно, на что иду.

Смитфилд посмотрел на Маркуса так, словно впервые увидел. Или, вернее сказать, словно понял о нем что-то такое, о чем раньше и не подозревал.

– Ну что же, я желаю вам найти то, что вы ищете.

Странное дело, эти слова Смитфилда показались Маркусу причудливо искаженным эхом его собственных слов. Слов, сказанных до того, как в жизнь его вошла Роуз. Маркусу хотелось сказать, что он уже нашел то, что искал. Он нашел девочку, маленькую, лет четырех, которой он нужен. Но ведь это еще не все, так? Маркус знал, что этого мало и ему, и Роуз. Он хотел, чтобы кто-нибудь любил Роуз так же сильно, как ее уже любил он. Чтобы это была та, что станет заботиться о ней, следить за ее учебой. Та, у которой и для него, Маркуса, хватит душевного тепла.

Та, что будет говорить то, что думает на самом деле. Та, с которой ему не придется постоянно ломать голову над расшифровкой закодированных сигналов. Та, что действительно хочет быть рядом с ним и рядом с Роуз. С ними обоими.

Женщина, очень похожая на Лили.

Эта мысль иглой вонзилась Маркусу в мозг и напрочь там засела. Маркусу хотелось завыть в голос, но ведь в приличном обществе не принято выть в голос, верно? Что бы о нем подумал Смитфилд, граф Деймонд и прочие? А ведь он, Маркус, так хотел, чтобы они признали в нем своего.

Почему она не леди Люсинда?

Почему она не женщина его круга, тогда его интерес к ней не вызвал бы ни у кого нареканий.

Зачем ему титул, который доставляет одни мучения? Зачем ему титул, который наделяет его совершенно ненужной ему исключительностью; который делает его похожим на зверя в зоопарке или, того хуже, на распятого под микроскопом экзотического жука!

Но сколько ни задавай себе риторические вопросы, факт остается фактом: он принадлежит высшему обществу, а она – нет. И значит, вместе им не быть.

Извинившись, Маркус покинул Смитфилда и направился к леди Люсинде с тем, чтобы пригласить ее на танец.

– Похоже на дождь. – Герцог стоял у окна, медленно потягивая кофе. Лили знала, что герцог пьет кофе, потому что он зарычал на бедного Джона, когда тот попытался дать ему чаю.

Роуз соскочила со стула и подбежала к отцу.

– Значит, прогулки не будет? – тихо и грустно спросила она.

Герцог обернулся, и Лили увидела его перекошенное от боли или ярости лицо. Но он поразительно быстро справился с собой и в следующее мгновение уже смотрел на дочь с заботой и любовью. Но боль или ярость остались в глазах. Если подумать, заботливость и любовь вполне могут уживаться и с яростью, и с болью. Разве не так?

– Прогулки не будет, но мы найдем, чем заняться. Не так ли, мисс Лили? – спросил он, подняв на нее взгляд.

У Лили перехватило дыхание.

– Разумеется, ваша светлость. Играть можно, и не выходя из дома.

В уголках его глаз на мгновение появились лучи-морщинки. Всего на мгновение, чтобы она успела их заметить. Но едва ли их заметил кто-то еще.

– В библиотеке есть карты. – В их библиотеке.

– Томпсон знает, где их искать. А я попытаюсь вспомнить, как играть в снап. Хотя, пожалуй, не вспомню. А вы знаете, как играть в снап, мисс Роуз?

Роуз покачала головой.

– Нет. Но мисс Лили может меня научить. Она хороший учитель. – От этих искренних и потому особенно ценных слов и еще от безусловной веры ее подопечной в то, что ее гувернантка все знает и умеет, у Лили на глазах едва не выступили слезы. С каких это пор она стала такой сентиментальной? А ведь совсем недавно она, как ей казалось, по праву считала себя сильной, сдержанной и педантичной. Одним словом, высокопрофессиональной гувернанткой.

– Значит, договорились. Я пойду за картами, и мы соберемся в гостиной – розовой гостиной, сегодня после полудня. Скажем, часа в два. А до этого времени я должен кое-куда успеть.

Ну да, конечно. Засвидетельствовать свое почтение юным леди на выданье. Он ведь должен подобрать для Роуз достойную мачеху. Которая за всю свою жизнь не допустила ни одного промаха, разве что разок наступила во время танца партнеру на больную мозоль. Или потеряла перчатку. И среди претенденток на звание его жены нет ни одной, которой пришлось бы зарабатывать себе на жизнь. Работать, страшно сказать, в борделе! Нет среди них и тех, кто вынужден скрывать свое прошлое, чтобы обеспечить будущее.

И нет среди них девиц, способных оценить по достоинству его грубоватый шарм, его неспособность продержаться гладко выбритым больше пары часов, его нелюбовь к шейным платкам и его ночную сорочку. Да, да, ту самую, в которой она спит уже которую ночь подряд.

Общению с ней он, разумеется, предпочтет глупую болтовню мисс Блейк.

Ее отчетам об успехах Роуз он предпочтет отчет управляющего его новым поместьем, а также советника по финансам и банкира.

В голове его, забитой важными цифрами и планами, нет места для какой-то там гувернантки, перед которой у него нет никаких обязательств, в отличие от живущих на его землях крестьян или членов палаты лордов, ждущих от него предложений по совершенствованию законов.

На исполнение герцогской повинности ушло три часа. Не так уж много, если сравнить рабочий день герцога с рабочим днем мальчика-трубочиста. И работа у герцога, скажем честно, непыльная. Но невыносимо скучная. Уж лучше бы он изучал трактат о новых методах ведения сельского хозяйства или писал собственный трактат на тему ему близкую и хорошо изученную, скажем, о танцах с котами. Но, увы, он вынужден заниматься не тем, чем хочет, а тем, к чему его вынуждают обстоятельства. Пусть и с немалыми сомнениями, но он согласился принять титул герцога, и теперь осталось только вжиться в образ. И, кажется, первый шаг к этому сделан.

Сегодня, выслушивая отчет управляющего о предстоящей посевной, о необходимости поднять арендную плату, с тем чтобы провести ремонтные работы, Маркус прозрел. Он понял, что такое быть герцогом. Но понял – не значит, что он захотел взвалить на себя весь груз ответственности. Он по-прежнему не желал ничего знать об этой скучной материи. То есть он был и оставался безответственным трусом.

Маркус знал за собой немало недостатков, но мириться с собственной трусостью он не мог. И потому, нацепив на лицо вежливую улыбку, принялся делать заметки по ходу доклада, кивал в нужных (как он надеялся) местах и повторял про себя, что оно того стоит. Что он старается не столько для себя, сколько для Роуз и для многих других, кто, так или иначе, зависит от герцога Резерфорда.