Унесенная ветром - Дмитрий Вересов

Сначала она думала, что это казак Фомка. Айшат забилась в угол и смотрела, пытаясь найти свое подобие, вторую Айшат. Где она? Почему она не появлялась? Пустота, чужие взгляды, недобрые слова окружали ее. Неожиданно появился другой русский, офицер, который хотел увести ее куда-то далеко, говорил много непонятных слов. Тогда Айшат решила, что это он. Но Фомка убил офицера, Айшат выкинули на улицу, как безродную собаку, хотя она и была безродной.

Акимке, который подобрал ее и ввел в свой дом, она уже не верила. А что, если все только обман? Если сам ангел смерти Азраил обманул ее отца и теперь хотел посмеяться над Айшат? Иноверцы помогают ему в этом, они смеются над Айшат. Она ждет своего подобия, а казак привозит ей монисто убитой чеченской женщины. Это и есть ее подобие? Ее мертвая тень? Эти русские — только игрушка в руках Азраила. Так думала она все это время.

Только добрая нана, которую она всем сердцем полюбила, спасала ее от черных мыслей. Айшат решила, что будет просто жить рядом с единственным русским человеком, который хочет ей добра. И вот вчера Акимка принес ей цветок-зезаг. Зезаг — называла ее мать. Тогда Айшат стала смотреть на Акимку другими глазами. Неужели это он?

Сегодня она, обидевшись на Акимку, хотела растоптать его цветок и увидела свое подобие из глины, соломы, тряпок. Это была она — кукла Айшат. Иноверец «явил еще одну Айшат из праха». Все так и сталось. Сбылось пророчество ангела у скалы Ара-фат…

У Акимки кругом шла голова. Арафат, Исрафил, Азраил, Джихад… Он слушал сбивчивый рассказ Айшат, многое понимая, но больше чувствуя. В глазах ее он читал необыкновенную веру в то, что Акимка встретился у нее на пути не просто так, а по воле небесных, верховных сил. Теперь Айшат ждет от него чего-то необыкновенно важного. Встреча с ним — это только начато. В ее глазах было ожидание. Может, он что-то не понял и пропустил? Что должен был он ответить?

— Акимка и Айшат, — сказала девушка, позволяя казаку дотронуться до ее руки, сжимавшей куклу.

Они не заметили, что их, как и все остальное на земле, окутали сумерки. Как у плетня мелькнула осторожная тень.

— Ну, вот и я, дружище, — услышали они совсем рядом, в нескольких шагах от себя. — Ассалам алейкум! Абрек Халид пришел за своей Айшат…

* * *

После того, как Искра уехала из лагеря, Айшат затосковала.

Хотелось любить. Причем еще тоскливее становилось от того, что любить ей хотелось сильнее, чем убивать. Она силилась, но никак не могла перебороть этого в себе.

Искра уехала.

В палатку к ней поселили новенькую. Кличка Ландыш. Редкое для девушки нокча явление — натуральную блондинку.

На правах старшей Айшат принялась помогать новенькой. Подбадривала ее, когда, у той не получалось, подсказывала, показывала. Но лед растопить так и не удалось. Ночью протянула руку к соседней койке, спросила:

— Как звать?

А та в ответ:

— Ландышем зови, как учили, а остальное не важно.

А через две недели, как уехала Искра, Ливиец собрал всех в штабной палатке и сказал, что сейчас им покажут очень важную кассету с видео. Айшат уже знала, что каждую операцию невидимые дублеры снимают на видео. Для потомков и для того, чтобы готовить смену тем геройским девушкам, что идут на смерть.

Это был фильм о том, как две их девушки взорвали вокзал в крупном курортном городе русских.

Сперва камера снимала, как девушки готовят свое снаряжение… Айшат вздрогнула. Она увидала круглые плечи и нежные ключицы Тамары.

Тамара надевала пояс с зарядом.

Вот она закрепляет пояс, вот она протягивает провода через рукав платья и прячет замыкатель контактов в специальном кармашке. Вот она покрывает голову платком, вот надевает темные очки…

Девушки садятся в машину и едут по дороге. Их снимают из машины, которая идет сзади. Вот впереди милицейский пост. Их не останавливают. Проехали, слава Аллаху! Русские — дураки.

А вот и вокзал…

Ливиец останавливает кассету и дает пояснения.

Он снова рассказывает, как готовилась операция, как девушки вели себя, какие совершили ошибки, и наоборот, где они нашли правильное решение. Это очень важно, ведь теперь каждой из курсанток предстоит повторить путь, пройденный Искрой и ее боевой подругой — позывной Роза…

Ливиец снова пустил кассету.

К платформе подошла электричка. Из вагонов вывалилась большая толпа людей. Все направились к зданию вокзала. Вот люди входят в вокзал…

И вдруг камера в руках снимающего вздрогнула.

Стекла в дверях и окнах как бы брызнули наружу. Из окон сразу вырвался белый дым. Многие повалились на асфальт. Кто-то побежал. Кто-то заметался…

Снимающий принялся крупным планом показывать людей, лежащих на асфальте. Вот кровь. А вон — еще кровь. А вон еще…

Айшат подумала, что это могла быть и кровь ее Тамары. Да, это могла быть и кровь ее Тамары…

И чтобы понять, жива она сама или нет, Айшат достала из кармана перочинный нож, открыла лезвие и ткнула себя в левую руку, повыше кисти.

Кровь… Кровь шла. Значит, она еще жива. Жива для любви и для смерти.

— Жди меня, Тамара, жди меня, Искра, — твердила Айшат, — я скоро к тебе приду…

…В рукопашную пали и коли,

И вали, и усами шевели.

Ай, жги, жги, жги, говори,

И вали, и усами шевели…

А.А.Бестужев-Марлинский

— Ваалайкум ассалам, — ответил казак машинально.

Айшат отшатнулась и спряталась за Акимку, словно перед ней предстал ангел смерти Азраил. Фомка прочитал это движение. Неужели он опоздал всего на день? А может быть, даже на ночь?

— Что же? Ждал ты меня, друг Акимка? — спросил он, усмехаясь. — Как обещался ты мне вчерашним днем в лесу? Так ведь? Уговаривались мы, душу друг дружке открывали, и не было на свете больших друзей, чем мы с тобой. Правильно я говорю? Говорил ты мне, что сохранил для меня невесту в своем доме от злобы людской. Говорил, что ждешь меня, чтобы отдать ее. Теперь же вижу, как вы испугались, как два рябчика встрепенулись. Может, я слишком рано? Али обратное, сильно припозднился?

— Почему же, Фома? Я говорил, что рад тебя всегда видеть, и мой дом всегда открыт для тебя.

— Спасибо за добрые слова, дружище, но только не нужны мне ни радость твоя, ни приют твой. Пришел я за радостью своей. Кони ждут возле Терека. Путь у нас, Айшат, неблизкий. Вижу, с каждым моим словом вы все ближе друг к дружке льнете, будто перед вами враг ненавистный. Не слепой — вижу, что я как ворона на собачьей свадьбе.

Фомка сел на ту самую колоду, на которой Акимка делал куклу. Помолчал немного. Но как не умел Фомка долго сидеть молча или без движения, так и Хал ид не выдержал долгой паузы.