Не могу тебя забыть - Татьяна Алюшина

— Не думаю, — задумчиво покачала головой Карелия. — Он тебя любит и мучается. Это видно, хоть он и старается это скрыть.

Юлька подскочила с кресла и закричала, так ей надоели эти разговоры:

— Да не любит он меня!! Я для него никто — девочка, подросток, дочка друзей, маленький Рыжик! Я ему не нужна! И все, все, Кара, хватит!

— Нет, девочка, — спокойно возразила Карелия, никак не отреагировав на взрыв Юлькиных эмоций. — По-моему, ты не видишь очевидного. Но, впрочем, ты права — хватит об этом, давай Новый год праздновать.

Встретив Новый год с родителями и сыном, в тесном семейном кругу, на следующий день Илья с Тимкой улетели на горнолыжный курорт: Когда Илья был там в прошлый раз, он внимательно изучил, как инструкторы занимаются с маленькими детьми, узнал, какие меры безопасности предпринимаются, проверил, присмотрелся и решил в следующий раз обязательно взять с собой Тимку и поставить его на горные лыжи. Тимке было шесть лет, а на курорте были детки и поменьше, начиная с трехлеток. После двух дней, проведенных под неусыпным надзором инструктора, Тимка лихо рассекал на своих маленьких лыжах и ни черта не боялся. За него боялся папа — испытывая состояния близкие к панике и каждый раз останавливая себя, чтобы не кинуться к ребенку поддержать, поднять, если тот падал.

Они замечательно провели десять дней, посетили все местные достопримечательности и детские шоу.

Им было очень хорошо вдвоем — папе и сыну. По возвращении в Москву Илья окунулся в работу. Народ трудно отходил после долгих новогодних праздников, расслаблялся, ленился, приходилось поругивать, наказывать — обычная рутина. С каждым днем Илья чувствовал, что внутри у него нарастает некая пустота, мешает работать, думать, сосредоточиться. Он становился все более раздражительным и чувствовал себя бесконечно усталым. И вот сегодня сорвался, не выдержал! Он прошел на кухню.

«Надо бы что-то поесть, наверное», — без всякого желания подумал он.

Но ничего делать не стал: послонялся, открыл холодильник, посмотрел, закрыл, взял со столешницы бутылку водки, отпил, поставил на место и вернулся в гостиную на диван. Лег, посмотрел на близкого товарища — белый потолок.

«Надо как-то вычистить это из себя! — в который раз подумал он. — Нельзя постоянно с этим жить! Стереть из памяти этот ее взгляд, все про нее стереть!»

Вдруг Илья резко сел, ошеломленный мыслью, пришедшей ему в голову. Он уперся локтями в расставленные колени, уткнулся лицом в ладони.

— Господи! Что я делаю?! Какая Анна, какая женитьба! Второй раз на те же грабли! Ведь уже было все это с Леной! Чужой человек рядом, пусть сто раз мне с ней хорошо в постели — она чужой человек! Ты идиот, Адорин! Кого ты пытаешься обмануть? Себя? Думаешь, женишься — и все само собой пройдет? Юлька уйдет из твоей жизни, из твоей крови?!

Он замер, пораженный от следующего, пришедшего за первым открытия.

Он переживал такое чувство, которое испытывал, когда занимался наукой. Когда долгие и сложные вычисления никак не давали искомого результата, и неожиданно, неизвестно откуда, приходило знание, понимание, как правильно, как надо делать — и ты проверял, вычислял, уже зная, что нашел, — и вот, вот он, результат, получилось!

Он испытал сейчас такое же непередаваемое чувство познания истины, открытия! Истины, добытой трудным, сложным путем многолетних ошибок и просчетов, когда начинаешь все сначала — и находишь!

В эту секунду он сделал открытие, от которого у него закружилась голова в восторге единственно правильной и выстраданной истины! Он понял, почувствовал душой, умом, кожей, всеми потрохами, что ничто вообще не имеет значения — никакое общественное мнение, никакие люди с их взглядами и рассуждениями о морали.

Все это чушь, пыль, мусор!

Они просто должны быть вместе — он и Юлька!

Он точно знал, понял сейчас, в это мгновение, что она любит его по-настоящему — сильно и глубоко!

Да какого черта?

Они должны быть вместе, а все остальное неправильно!

И не имеет значения, кто и что скажет, поймут их или не поймут, все не имеет никакого значения! Если друзья превратятся во врагов, родные осудят и не примут ситуации — это выводы и решения этих людей, и к ним с Юлькой они не имеют отношения!

Господи! Как все просто!

Он даже застонал от простоты открывшейся ему истины, которую не умел разглядеть многие годы!

Ей давно уже не шестнадцать лет — ей двадцать четыре! Что он себе напридумывал, какие такие препятствия и «нельзя»! Можно! Можно и нужно!

Он так испугался своего желания, когда ей было шестнадцать, что долгие годы продолжал бояться его по инерции. Боже мой! Сколько лет потеряно, сколько боли перелопачено! По глупости, по тупому непониманию!

И вдруг, вдогонку, дополняя и углубляя знания, полученные только что, он понял со всей невероятной ясностью, пришедшей как озарение откуда-то свыше, самое важное!

Если бы он позволил, разрешил тогда, восемь лет назад, себе Юльку, — ну, подождал бы, пока ей исполнится восемнадцать, — то за физической близостью, невероятным, ярким сексом, не разглядел бы ее, не пустил бы к себе в душу, не прочувствовал и не понял бы всей глубины любви к ней.

Ревновал бы, каждый миг ожидая, что она уйдет в мир своих ровесников, привязывал бы к себе сексом, деньгами, детьми — и все равно боялся бы, что она уйдет!

Пройдя, как через чистилище, через все муки запретного, нереализованного желания и любви, Илья смог разглядеть ее, узнать как личность, как человека, незаметно, совсем не желая этого, впустить в свою душу, сердце, кровь сильное, глубокое, истинное, настоящее чувство.

Постепенно узнавая характер Юли, ее привычки и творчество, увидел один музыкальный лад, который их объединяет!

И хотел ее всю! До каждой мысли, каждого вдоха, трудностей и радостей, не довольствуясь уже только физической близостью, неистово желая полного слияния, — всю!

И не было бы в ее любви такой же силы и накала, как его, не было бы Тимки и Юлькиного «Поиска», а может, и «Старушки», и того прозрачного, искрящегося, переливающегося всеми красками, потрясающего дня в Праге — много чего не было бы, если бы он взял ее в восемнадцать Юлькиных лет!

Илья мгновенно принял решение! И заспешил, загорелся.

Он заберет ее, он попросит прощения, объяснит ей все — и заберет!

Заграбастает и никуда больше от себя не отпустит! Никогда! Вот прямо сейчас — поедет и заберет!

Она должна его простить, понять! Ведь не может она не простить? Этого не должно быть! Тогда вся жизнь летит к черту! Она простит! Он ей расскажет все-все про себя, про них, про то, что он сейчас понял и открыл!

Господи, сделай так, чтобы она поняла и простила!

Он быстро оделся, остановился у входной двери, поняв, что прежде, чем ехать к ней, надо сделать одно очень важное дело.