Рыцарь - Джуд Деверо

– И что же? – тихо спросил Николас. Пытаясь улыбнуться, Дуглесс ответила:

– В итоге он презентовал дочери браслет с бриллиантами, а меня осчастливил половиной оплаты по счетам!

Она отвернулась от Николаса, но вдруг увидела, что он протягивает ей кольцо. Когда он убедился в том, что теперь никто из мужчин не носит подобных перстней, он тоже перестал надевать свои массивные, с большими камнями кольца. И вот – кольцо с изумрудом размером, наверное, с пляжную гальку!

– Что это? Зачем?!

– Имей я доступ к своим сокровищам, я осыпал бы вас дождем из драгоценных камней!

Она улыбнулась и сказала, прижимая руку к сердцу:

– Но вы ведь и так уже подарили мне брошь! – Она носила его брошь приколотой внутри бюстгальтера, потому что опасалась, как бы ее явная древность и уникальность ручной работы не вызвали ненужных вопросов. – Вы и так уже надарили мне слишком много всего! Вы и наряды мне покупали, и… Вы были так добры ко мне! – И, с тою же улыбкою на устах, она заключила:

– Знаете, Николас, эти последние несколько суток, с тех пор как мы повстречались, были счастливейшими днями в моей жизни! И я надеюсь, что вы никогда не вернетесь к себе!

Она произнесла это и тут же зажала рот рукой.

– Ой, я не это хотела сказать! Ну, конечно же, вы обязаны вернуться! Вы должны вернуться к вашей красавице жене! Вы должны… должны родить наследников, которые могли бы распоряжаться после вас всеми вашими великолепными владениями – и вам уже не пришлось бы отдавать их в королевскую казну! Но осознали ли вы то, что, когда доктор Нолман сообщит вам, кто вас предал, вы уже войдете в состояние возвращения?! В тот же самый миг: стоит Ли произнести имя – и вы исчезнете! Пуф – и все, вас больше нет тут! Или что-нибудь в этом же роде!

Николас, шаривший в корзинке, прервал свое занятие.

– Завтра утром я буду это точно знать! – воскликнул он. – Неважно, пожелает ли он мне это сказать или нет, я все равно все поутру выясню!

– Так стало быть, завтра утром? – переспросила Дуглесс и поглядела на него так, как если б хотела навеки сохранить в памяти его облик. Она осмотрела все его тело: и обтянутые тканью рубашки широкие плечи, и плоский живот, и мускулистые ноги. «А ноги у меня красивые», – произнес он когда-то, и она вспомнила, как он выглядел, обернутый лишь полотенцем.

– Николас, – прошептала она, наклоняясь к нему.

– А что это такое? – неожиданно спросил он, поднимая тарелку с пирожными к самым их лицам.

– Это – «картошки» с шоколадом, – ответила она раздраженно, чувствуя себя полной дурой. Кого же, спрашивается, она дурачит?! Ну, пусть он и поцеловал ее несколько раз, но ведь это после того, как она сама кинулась ему на шею! И, несмотря на это, проведя утро с Арабеллой, он возвращается от нее с расстегнутой сорочкой!

– Не бойтесь, съедобно! – буркнула она. Да, похоже, единственное, чем она может ублажить его, так это едой или пластиковыми упаковками! А ей так хотелось коснуться его, так хотелось – даже кончики пальцев у нее заныли! Но он, видимо, вовсе не испытывает к ней подобных чувств!

– Я думаю, будет лучше, если мы пойдем в дом, – скучным голосом сказала она. – Скоро вернется Арабелла и потребует вас, – Она хотела встать, но Николас схватил ее за руку.

– Скорее я провел бы час в вашем обществе, чем целую жизнь возле Арабеллы! – воскликнул он.

У Дуглесс запершило в горле, и она не решилась посмотреть ему в лицо: непонятно, правду ли он говорит или просто старается утешить ее?

– Спойте мне что-нибудь, пока я буду есть эти пирожные! – попросил он.

– Я не умею петь, да и песен не знаю. Может, историю какую-нибудь рассказать? – откликнулась она.

– Ум-м-м! – только и сумел выдавить из себя он, ибо рот его был набит шоколадом.

Дуглесс, понимая, что существует огромный выбор новых для него историй, составляющих привычную часть нашей культуры, но о которых он ничегошеньки не знает, стала рассказывать Николасу про доктора Джекила и мистера Хайда.

– Да, – прокомментировал он, – мой кузен – точно такой же! – К этому времени он уже успел расправиться с целой тарелкой «картошек», а потом, к удивлению Дуглесс, улегся, положив голову ей на колени.

– Если вы и впредь намерены объедаться так, как вы только что это проделали, то, весьма вероятно, здорово растолстеете! – заметила она.

– Так вы меня толстым считаете, да? – спросил он, поднимая на нее глаза – сердце Дуглесс при этом буквально запрыгало у нее в груди. Похоже, он прекрасно понимает, какое воздействие оказывает на нее, да еще и подсмеивается над ней, поскольку на него ее присутствие, видимо, никак не влияет! Какой-то интерес к ней у него возникает лишь тогда, когда. рядом с нею появляется какой-нибудь другой мужчина!

– Закройте глаза и будьте паинькой! – скомандовала она и принялась рассказывать ему одну историю за другой, одновременно гладя его по волосам – густым и мягким и лежащим такой красивой волной!

Солнце уже почти зашло, когда Николас открыл глаза и посмотрел на нее долгим взглядом.

– Нам надо идти! – тихо сказал он.

– Да, – ответила она тоже тихо. – Сегодня вечером я попробую узнать у Ли, кто же вас оклеветал.

Он переменил позу и теперь стоял перед ней на коленях, а руку положил ей на щеку. Дуглесс подумала, что он опять хочет поцеловать ее, и у нее перехватило дыхание.

– Когда я вернусь к себе, я стану думать о вас! – произнес он.

– А я – о вас! – откликнулась она, кладя свою ладонь поверх его ладони.

Но он отнял свою руку и, взяв лежавшее на крышке корзинки кольцо с изумрудом, вложил его в ее ладонь, согнув над ним пальцы.

– Нет, Николас, – сказала она, – этого я принять не могу. Вы и так уже дали мне очень много!

Он пристально смотрел ей прямо в глаза, и была в его взгляде какая-то прощальная грусть.

– Я бы отдал куда больше, если б… – начал он и замолчал.

– Если б что? – требовательно спросила она.

– Если б только мне можно было бы взять вас с собой!

У Дуглесс внезапно перехватило дыхание.

Николас же мысленно выругал себя: не следовало ему этого говорить! Не надо было обнадеживать ее! Он не хотел делать ей больно, но одно лишь воспоминание о том, что придется с ней расстаться, причиняло ему невыносимые страдания. Совсем скоро он узнает обо всем, что ему следовало узнать, ну, а потом, как ему хорошо известно, придется возвращаться! Еще одна ночь! – подумал он. – Да, самое большее – у него в запасе всего лишь одна ночь с нею! Возможно, сегодня вечером он ляжет с нею в постель, и последнюю их ночь пни проведут, сливаясь в экстазе любовных ласк! Да нет же! – признался он себе, глядя в ее глаза, буквально погружаясь в них. – Нет, так поступить с нею он не может! Не может он допустить, чтобы, покинутая им, она осталась бы тут и рыдала еще сильнее, чем тогда, когда они впервые увидели друг друга! Будь все проклято, но не может он поступить иначе! Что же, придется, видно, возвращаться к своей холодной супруге или к пустым бабенкам, вроде Арабеллы?! В таком случае лучше уж покинуть Дуглесс, не дотрагиваясь до нее!