Дело «Трудовой Крестьянской партии» - Олег Борисович Мозохин

что согласно полученному распоряжению препровождает в Москву академика М.С. Грушевского. К письму были приложены один протокол допроса и три показания Грушевского.

В коротком протоколе допроса от 28 марта 1931 г. академик признал свою принадлежность к контрреволюционной организации, в которую кроме него входили: Чечель, Христюк, Шраг, Голубович и др. Он писал: «Решительно осуждаю всякие попытки борьбы с советской властью и понимая полную абсурдность наших устремлений в этом направлении, торжественно обещаю по мере возможностей осветить все звенья указанной организации и все те темные силы, которые разными путями подготовляют вооруженную борьбу с советской властью»[347].

В своих показаниях от 30 марта 1931 г. Грушевский сообщил, что в конце марта 1924 г. он приехал в Харьков, отыскал в издательстве «Рух» Лизанивского и нашел квартиру Муковского. Там он провел совещание с «поворотцами», рассказал о заграничной ситуации: об отношениях среди украинской эмиграции, главным образом эсеров, попытке объединения пражского эсеровского центра с галицийскими радикалами, для создания сильной украинской народнической партии с целью противопоставления ее национальным демократам и др.

Благодаря поддержке чешского правительства эта группа в последнее время стала очень сильной; издательство литературного месячника под редакцией Винниченко, Шаповала на средства чешского правительства сильно подняло их престиж.

«По возвращении узнал, что они постановили ликвидировать свою эсеровскую группу, я был этим очень взволнован, так как мы много туда вложили в ее программное обоснование и надеялись, что она в конце концов получит утверждение Правительства. С другой стороны, рассказывали они о своих намерениях открыть более широкие возможности для занятия руководящих правительственных и общественных позиций, присоединившись к плану подачи декларации, которой надеялись заполучить доверие правительства, осудив свою деятельность в прошлом и обещать полную лояльность в будущем. Проект этот был заготовлен еще до моего приезда, кажется, О. Поповым, но этот текст был признан неподходящим и Чечель взял на себя составление нового текста»[348].

Об этом также шел разговор на обеде у Лизанивского, где были из Харьковских эсеров – Голубович и Петренко. Эти эсеры, недавно вышедшие из политизолятора, получили хорошие должности, были довольны условиями работы и считали лишними какие-либо специальные заявления, отрицательно оценивая такую поспешность.

После этих отдельных совещаний состоялось общее совещание обеих групп. На нем не стали касаться спорного вопроса о декларации. Предлагалось на Советской Украине организовать ячейку для всей Соборной Украины: для земель, захваченных Польшей, Румынией и Чехословакией, для украинских территорий Союза ССР включительно до Зеленого Клина, до запорожских украинских шахт. Для того чтобы создать сильную ячейку, предлагалось связаться с широкими кругами интеллигенции: учительством, кооператорами, агрономами. «Исходили из того, что большевики до сего времени не высказывали ни желания, ни способности связаться с широкими массами, с селом, не выявляя способностей в социалистическом строительстве, а масса требует руководства со стороны людей, которым они доверяют. Особенно опасной считалось возможность, что на случай интервенции, которая казалась возможной в ближайшее время, большевики могут опустошить Правобережную и Левобережную Украину, и без организованного руководства интеллигенции, страна может очутиться в ужасном положении анархии, стать жертвой оккупантов – польских панов, румынских бояр, или русских белогвардейцев. Этому должна была помешать организация украинской интеллигенции на Сов. Украине»[349].

Были определены ответственные за направления деятельности организации. Лизанивский взял на себя культурный фронт – издание массовой литературы, популяризации украинских классиков. Голубович – промышленное строительство и инженерию; Чечель – связь с учительством и другими специалистами, которых объединял Деловой Клуб. Жуковский и Христюк взяли на себя работу в кооперации. Это распределение было утверждено на совещании в доме Жуковского[350].

31 марта 1931 г. Грушевский рассказал, что в марте 1924 г. после возвращения на Украину он приехал в Харьков, чтобы представиться Наркомпросу, наладить свои академические дела и вместе с тем увидеться с венской группой эсеров, которые возвратились на Украину еще в 1922 г.

На встрече с этой группой он узнал, что «они тактическим мотивам решили закрыть свою паргорганизацию и вместо этого приступить к декларации различных общественных украинских элементов, которая должна была снискать им доверие Правительства, через осуждения прошлых расхождений с компартией высказать лояльность в будущем и открыть декларантам путь влиятельных позиций и возможность на этой почве найти сочувствующие элементы»[351].

В показаниях от 1 апреля Грушевский показал, что в сентябре 1925 г. он приехал в Харьков, там он встретился с приехавшим из-за границы Иваном Коссаком.

«Из его рассказов явствовало, что бывшие галицкие военные создали род клуба, или товарищества взаимопомощи политэмигрантов и имеющиеся в нем данные дают возможность широко ознакомиться с наличным военным галицким элементом. Этот элемент имел в глазах моих и моих товарищей большую значимость в различных направлениях.

Опыт центральной Рады и директории показал, что это единственно ценный, вышколенный и верный с национальной точки зрения военный материал. Поэтому в программе организации украинского государства мы придавали ему роль государственной гвардии, наряду с войском, организованным по территориальному принципу. Но это украинское государство являлось, как бы сказать, конечным идеалом. Тем временем могли наступить гораздо скорее и гораздо более острые моменты, которые требовали военных кадров неотложно и немедленно. Например, в случае эвакуации большевиками Правобережной, а возможно и Левобережной Украины перед наступлением надо будет иметь военные кадры, которые могли остаться в эвакуированных территориях»[352].

По словам Грушевского, советская власть считалась неустойчивой, многие надеялись если не падения, то ее перерождения. Рост НЭПа на протяжении 1923–1925 гг. давал основание думать, что в своем развитии он будет прогрессировать, в связи с этим произойдет перерождение советского правительства. В связи с этим, украинские партии должны были готовиться взять власть, собирая для этого необходимые ресурсы: промышленные, экономические, культурные и военные.

«Из практических вопросов нас интересовало размещение по военным частям тех галицких военных, которые приехали с транспортом, подыскание для Григория Коссака какой-нибудь командной должности прифронтовой галицкой границы, чтобы популярность его имени служила средством притяжения из Галиции дезертиров, которые бы пополняли военные украинские кадры, т. к. уже запасы живой силы (галицийской) Чехии и Австрии приходили к концу, исчерпывались и на следующие транспорты нельзя было уже рассчитывать.

Иван Коссак должен был просить Михаила Левицкого, недавнего полпреда в Вене, чтобы он хлопотал у Затонского, как члена военного совета о предоставлении Коссаку должности, разумеется не открывая наших намерений, связанных с планами военной организации»[353].

После 1926 г. Грушевский в Харьков не ездил и вообще не выезжал из Киева. Летом 1924 г. он попробовал проехать Днепром до Чернигова, где происходил тогда учительский съезд. Он возобновил там старые связи, но вскоре почувствовал, что эти выезды обращают на себя большое внимание, поэтому