Во имя рейтинга - Сергей Мусаниф

— Это долгая история? — осведомился Эней.

От кургана амазонки донеслись приветственные выкрики: «Парис и Троя!» Младший Приамид прибыл на место схватки.

— Не очень, — сказал Гермес. — Но давайте присядем на траву.

Мы присели.

— Вы все слышали о тайне Прометея?

— Я слышал, — сказал Эней.

Гектор просто кивнул.

— Я не в курсе, — сказал я. — Он вроде бы украл у вас огонь? Эта версия меня не слишком устраивала.

— Как и всякая официальная версия, — сказал Гермес. — На самом деле тайна, которую должен был выведать орел, ежедневно терзая его печень, была другой. Прометей знал, что сын Фетиды Глубинной, будущей матери Ахилла, будет более могучим, нежели его отец.

— И что? — спросил я, — Любой отец должен быть рад, что у него такой сын.

— В те времена считалось, что Фетида должна родить от Зевса.

— О, — сказал я.

— О, — согласился Гермес. — Зевс сразил Крона и отправил деда в Тартар, заняв его место на Олимпе и в умах ахейцев. Такова семейная традиция. Когда тайна Прометея стала известна, папаше почему-то сразу расхотелось обзаводиться потомством от Фетиды, и он отдал ее в жены одному из смертных — великому герою Пелею. Типа за заслуги перед отечеством.

— И?

— Пелей, как вы понимаете, не был чистокровным смертным. В его жилах, равно как и в жилах моего правнука Одиссея, или в ваших, кроме тебя, Алекс, или в жилах большинства вождей, собравшихся под стенами Трои, наравне с алой кровью смертных струился серебристый ихор — нетленная кровь богов. Пелей был полубогом, Фетида — богиней, следовательно, их сын унаследовал три четверти божественной крови.

— Я не вижу в этом проблемы, — сказал Эней. — Я сам, между прочим, наполовину бог. По маме.

— Мамы у вас разные, вот в чем проблема, — сказал Гермес. — Твоя не устраивала тебе купания в Стиксе, обливания амброзией и обжигания в огне. Мамаша пыталась вытравить из Ахилла смертного. Ты, Анхисид, был рожден человеком, человеком и стал. Ахилл же должен был быть рожден богом, но родился таким, как ты. В этом его проблема, в этом его противоречие, которое он не может постичь и уж тем более обуздать. Его естество стремится на Олимп. Любой ценой. Мне сложно это объяснить… Его природа — природа бога, волею судеб оказавшегося в человеческом теле. У него разум… нет, не разум, подсознание бога. Оно ищет выход, а возможных вариантов всего два — либо оно обретет то, что ищет, либо разрушит бренную оболочку.

— Но второе невозможно, поскольку Ахилл неуязвим, — сказал Эней.

— А ты не дурак, сын Анхиса, — сказал Гермес. — Впрочем, твоя мама редко дураков рожает. Но Ахилл не неуязвим. Он практически неуязвим, а это две большие разницы. Пока он не занял свое место на Олимпе, спихнув с него, я полагаю, моего кровожадного брата Эниалия, убить его еще можно. Надо только хорошо постараться. Когда я понял, что Троянской войны и великого похода Агамемнона не избежать, я решил, что Ахилл должен принять в нем участие. Именно я подкинул оракулам идею, что ахейцам не взять верха, если Ахилл не выступит на их стороне.

— Иными словами, ты наврал, — сказал я.

— Пусть и наврал, — сказал Гермес. — В конце концов, я — бог воров. Я очень надеялся, что Ахилл будет убит на этой войне. Здесь у него больше всего шансов умереть.

— Интересно, — сказал Эней. — А почему вы не можете убить его сами? Если он так опасен, как ты расписываешь, Гермий, то почему ты решил поручить грязную работу нам, смертным? Стукни его своим кадуцеем, или пусть Феб его пристрелит, или Зевс огреет молнией с небес, и вся недолга. В чем его опасность для нас, Гермес? Хочет мальчик на Олимп, ну и пусть хочет. В чем наша проблема, проблема смертных? Ваши тревоги мне хотя бы понятны: вы боитесь за своего драгоценного Ареса.

— Я бы с удовольствием и сам его пристукнул, — сказал Гермес. — Да и Арес бы с удовольствием, но мы не можем.

— Почему?

— Потому что, когда Фетида была отвергнута Зевсом и вручена как почетный трофей простому смертному, пусть полубогу и герою, но все же смертному, ее это взбесило, как это взбесило бы на ее месте любую женщину.

— Да, полубог и герой не идет ни в какое сравнение с Громовержцем, — сказал Эней.

Я уже заметил, что Основатель, чью жизнь Дэн поручил мне беречь любой ценой, не объяснив, как это сделать, воюя на другой стороне, не испытывает никакого пиетета по отношению к собственному пантеону и его главе.

— Фетида пришла в ярость, и ярость ее была направлена против папы в частности и всего Олимпа в целом. Примерно в этом ключе она воспитала и своего сына, попутно делая его неуязвимым и еще в детстве пытаясь выдавить из него все человеческое.

— Вряд ли ее можно назвать образцовой матерью, — сказал я.

— Сейчас я открою вам самую охраняемую тайну Олимпа. Боги не бессмертны, — сказал Гермес. — Смертные думают, что это не так, и ошибаются. Мы могущественны, и убить нас очень сложно, однако такая возможность, пусть она мизерна, все же существует. Ты сломал челюсть одному моему брату, твой приятель Тидид пропорол бок другому.

— Я и не думал, что вы бессмертны, — сказал я. Вообще-то я об этом вообще не думал.

— Ахилл, возможно пока сам того не подозревая, жаждет убивать богов.

— При этом сам стремится на Олимп, — заметил Эней.

— Природе нужно равновесие, — сказал Гермес. — На Олимпе есть место только для двенадцати, и, чтобы попасть туда, надо освободить себе место. Больше всего Пелиду подходит роль бога войны. Возможно, я и ошибся, отправив его под Трою. Эту ошибку надо исправить. И исправить ее может только смерть Ахилла.

— Почему мы? — спросил Гектор, с самого начала разговора не проронивший ни слова.

— Вы — лучшие из троянских воинов, — сказал Гермес. — А Алекс — не совсем ахеец и тоже очень хорош. Ахилла убить трудно. Возможно, даже труднее, чем самого Ареса. Вы знаете о его уязвимом месте?

— Ареса?

— Ахилла.

Троянцы покачали головами.

— Пятка, — сказал я.

— Пятка, — согласился Гермес. — Ахиллесова пята. Возможно, это выражение останется в веках и будет существовать даже тогда, когда люди забудут о том, кто такой этот Ахилл.

— Так и будет, — сказал я. Многие из моих современников пользовались этим выражением, но бывали поставлены в тупик вопросом, откуда оно взялось.

— Извини, Гермий, — сказал Эней, — но ты не мальчик, сам должен понимать, что в битве на мечах или на копьях достаточно проблематично попасть человеку в пятку. Тебе нужен лучник.

— Вы с Гектором прилично стреляете.

— Парис тоже лучник.

— Парис — не вариант. — Гермес прислушался к реву толпы. — Если он вообще еще жив.

— Одиссей — лучник, — сказал Эней.