Своя-чужая война - Владимир Матвеев

– БАРАБАНЫ, АТАКУ! – крикнул князь.

Загудела натянутая на урукхайских барабанах кожа, выдавая ровный ритм. Очень уж понравилось воинам эта «музыка» в бою. Качнулись ряды пешцов, подхватывая опущенные щиты. Всхрапнули лошади от натянутых поводьев и… ВСЕ.

Над стеной Борса, словно вспугнутая стая птах, в большом количестве затрепыхались всевозможные тряпки, в которых хотя бы отдаленно, но можно было различить белый цвет. А потом вниз стал буквально падать мост на главных воротах.

– Иди, принимай сдачу, командир Первого Стального, – с усталой улыбкой сказал Атей.

Великое княжество Сайшат. Окрестности Оплота

От Торговых ворот столицы княжества, распугивая на своем пути многочисленных купцов и посетителей торгового городка, что раскинулся у подножия Левого бастиона, в западном направлении мчался огромный черный зверь. Ему были абсолютно не интересны все эти разумные, что провожали его кто испуганными, а кто и восхищенными взглядами. Он летел, практически не касаясь земли, к тому, кого почувствовал совсем недавно и с которым был связан незримой жизненной нитью.

Гости Оплота и те, кто оказался в окрестностях столицы впервые, с удивлением и легким страхом смотрели на стремительный бег красивого, грациозного и могучего животного. Смотрели и не понимали, что за причина побудила покинуть этого хищника Княжеский замок, где он, по разговорам досужих кумушек, сплетничающих за чашкой ароматного «взбодрина» на уютных верандах таверн, что во множестве рассыпаны на набережной, неотлучно находился возле княгини. Что за силы смогли сорвать его в этот стремительный бег?

И лишь те, кто стоял у истоков этого большого и красивого города, кто бился рядом с князем, чтобы эти земли снова стали расцветать и радовать жителей своей красотой и изобилием, расплывались в открытых, добрых улыбках – их правитель возвращается. И словно подтверждая эти мысли, на высоких башнях загремели боевые рога, извещая всех жителей столицы о том, что хозяин действительно вернулся домой.

«СТАРШИЙ!»

«БРАТ!»

Два разумных соприкоснулись лбами и застыли. И не было для них больше никого вокруг. Ни звука, ни движения, ни эмоции – лишь пристальный взгляд глаза в глаза, в котором читались и дружба, и верность, и тоска от длительной разлуки, и безмерная радость от этой встречи.

«Как ты, братишка?» – наконец поднялся Атей, все это время стоявший на одном колене.

«Тосковал, – пришел мыслеобраз от Сая. – Но мне теперь легче переносить разлуки. Я рядом с твоими еще не родившимися котятам, а в них течет твоя кровь».

«В “мышках” тоже есть моя кровь, но тебе от этого не легче».

«В них лишь частичка ее, Старший. Котята же плоть от плоти твои».

«Понятно, что ничего не понятно», – улыбнулся Призрак, потрепав Кота по загривку.

«Не забивай себе голову. Главное, что у меня теперь есть те, кто действительно нуждается во мне».

«Значит, променял меня?» – притворно возмутился Атей.

«Вокруг тебя и так целая стая. Ничего с тобой не случится. Я же должен быть там, где нужнее. Ну, а если что – пооткусываю им всем их дурные головы за ненадлежащее исполнение своих обязанностей по охране твоей драгоценной тушки».

Его мысль была прервана визжащей Тахере.

– САААЙ! Как же я по тебе соскучилась, – повисла она у Кота на шее.

«И даже эта пигалица не сможет избежать наказания в случае чего», – добавил он погодя.

– Привет, дружище, – подошла Катаюн и тоже запустила свою ладошку в шерсть на загривке Кота. – Птаха, отстань от Сая, задушишь.

«Сейчас же я всех очень рад видеть. Так можешь и сказать своей банде».

– Опять какие-нибудь гадости говоришь? – нахмурилась Ката, увидев, как морда Кота расплывается в неподражаемой звериной улыбке.

– Ты несправедлива к моему брату, – покачал головой Призрак. – Он просто радуется встрече.

– А-а-а-а, – протянула она. – Тогда прости, котик.

Присела перед ним, предварительно оторвав Тахере от шеи Сая, улыбнулась и чмокнула в мокрый нос, за что была удостоена ответного облизывания шершавым языком.

– Хватит, хватит, – смеясь, стала она отстранять его голову от себя. – Щекотно, – потом поднялась, отряхнула коленки от пыли и, еще раз посмотрев на Кота, сказала: – Какой-то ты сентиментальный стал. Раньше за тобой таких нежностей не наблюдалось.

– Сай действительно рад, Ката, – обменявшись с Котом взглядами, еще раз сказал Атей.

– Верю, – серьезно кивнула девушка. – И рада не меньше.

Князь поднял голову, окинул взглядом окрестности и с оттенком легкой грусти сказал:

– Вот так бродим повсюду, кровь льем и свою и чужую, а жизнь-то вот она, – указал он на бурлящие народом окрестности.

– Для этого мы и льем свою и чужую кровь, как ты сказал, – без тени иронии ответила Катаюн, – чтобы эта жизнь была, – потом улыбнулась и добавила: – Да и не усидишь ты на месте долго, родитель. Киснуть за замковыми стенами? Не-е-е, это не по тебе. И не по мне.

– Может, ты и права, – пожал плечами князь, но потом встрепенулся и с чуть легкой улыбкой добавил: – С другой стороны, чем дальней, тем родней. После долгой разлуки встреча с родными ощущается совсем по-другому. Идемте уже, нас, наверное, заждались.

Вот и пройден один из самых тяжелых и, одновременно с этим, очень важный этап становления нового государства. Не осталось внутри княжества очагов напряженности. Исчезло пусть и гипотетическое, но многовластие, когда каждый благородный, имея за спиной клинки преданных воинов или (что чаще всего) мечи наемников, мнил себя единственным достойным править всеми вокруг. Под Борсом князь окончательно дал понять им всем, что является единственным законным правителем территорий двух бывших герцогств. И не важно, как ему досталась эта власть. Придя на разоренные, ежедневно орошаемые кровью простых жителей земли, он, часто недосыпая, напрягая все свои силы, вместе со своими воинами в кратчайшие сроки смог объединить народ и вернуть ему надежду в то, что их будущее и будущее их детей теперь не так призрачно. А вот каким оно будет – зависит только от них самих. Их князь дал им главное – возможность мирно трудиться, не оборачиваясь себе за спину, в страхе увидеть там тех, кто мог в одночасье отобрать у них все плоды их трудов. А то и саму жизнь.

Будут еще проблемы, никуда от них не уйдешь. Это только в сказаниях различных, что вечерами деды рассказывают своим внукам, все делается споро, а на самом деле будут еще и слезы, и пот и, как это ни прискорбно, – кровь. Но под лежачий камень вода не течет. И большинство это знают.

После того, как барбакан возле главных ворот Борса превратился в раскаленное озеро расплавленного камня, и когда рухнул на землю подъемный мост, открывая доступ в сам город, Призрак не развернулся и не ушел в свою столицу. Принявший сдачу гарнизона Гаспар вскоре провел его к герцогу Верена. Каково же было удивление Атея, когда, ожидая увидеть высокомерного, плещущего снобизмом высокородного, увидел перед собой уставшего пожилого человека с грустной улыбкой. Одного взгляда, брошенного на него, было достаточно для того, чтобы понять – этот человек действительно давно стал просто «ширмой». Прикрываясь этой «ширмой», окружение герцога, с потрохами продавшееся светлым альвам, обстряпывало свои дела и делишки, пытаясь скорее набить свои, казалось, бездонные карманы тяжелой золотой монетой. И короткая беседа с бывшим правителем Верена это только подтвердила. Князю даже немного стало жалко его, и он спросил, что может сделать для герцога. На что тот ответил: