К югу от Вирджинии - Валерий Бочков

Полина хрипло засмеялась. Хильда повернулась к ней.

– Одного вот не знает наивная принцесса, – Полина хмыкнула. – Неведомы нашей принцессе некоторые… как бы это половчее сказать… некоторые интимные предпочтения господина Га…, господина Зигфрида.

Хильда сжала кулаки, медленно подошла.

– Дневник Лорейн – занятное чтение! Не для детей, конечно, но очень, очень познавательное. – Полина нервно засмеялась. – Даже мне, столь искушенной в блуде, некоторые фантазии господина директора…

– Заткнись! – заорала девчонка. – Ты же сказала, что нет дневника!

Полина постаралась улыбнуться, губа распухла и жарко пульсировала.

– Извини, сказала неправду.

– Дрянь! – Хильда замахнулась.

Полина зажмурилась, вжалась в кресло.

– Не хотела тебя расстраивать, – сказала она. – Тем более у вас тут в Данциге на тему эротики беседовать не принято, насколько я поняла. У вас тут это называется «вожделением плоти», которое надо смирять. Молитвой, постом и веригами. Я думаю, что если дневник этот напечатать в «Данцигском вестнике»…

Хильда, растопырив пальцы, схватила Полину за лицо, зажала рот.

– Не смей, тварь! – завизжала она.

Потом выпрямилась, брезгливо вытерла перчатку о штанину.

– Где дневник, сука? – проговорила Хильда, часто дыша. – Говори, где?

Полина молчала, зло смотрела ей в глаза. Лицо Хильды покраснело, она рванула воротник, словно задыхалась.

– Ну, так! Мне все это надоело! – истерично вскрикнула она. – Ты, урод, – повернулась она к Глине. – Будем жечь этот гадюшник! Дневник где-то здесь спрятан, так что сгорит вместе с ней. Поджигай!

Глина, радостно кивнув, нагнулся, чиркнул спичкой. Фитиль затрещал, заплясал рыжим языком по стеклу. Дно бутыли быстро почернело от копоти.

– Ну вот, – он потряс коробку спичек, сунул в карман. – Пятнадцать минут и… – Он изобразил руками взрыв.

– Поставь поближе… – Хильда мотнула головой, – к этой.

– А вдруг дневник в школе? – быстро спросила Полина. – В учительской?

– Правда? Спасибо за совет! – Хильда нервно засмеялась. – Мы отсюда прямиком туда и рванем.

Она наклонилась к Полине, ласково проговорила:

– Прощайте, мисс Рыжик! Нам будет вас не хватать. Очень.

Полина вжала затылок в спинку кресла, зажмурилась, рванулась вперед всем телом и, как тараном, изо всех сил хрястнула лбом Хильде в нос. Раздался хруст, Хильда выдохнула низкий утробный звук. Схватив лицо руками, она попятилась, оступилась и грохнулась на пол. Глина едва успел увернуться, он держал в руках керосиновую бомбу. Он очумело глядел на мычащую от боли Хильду, потом заметался, не зная, куда поставить склянку с горящим фитилем.

– Замри! – закричала Полина.

Здоровяк растерялся, она рванулась к камину. Связанными руками ей удалось ухватить с полу кочергу. Глина стоял в двух шагах. Полина сжала рукоятку и с размаху влепила кочергой по бутыли. Раздался звон стекла, и тут же вспыхнул керосин. Глина превратился в ослепительный, пылающий шар. Полина отскочила, горящий керосин потек по паркету. Глина взвыл. Полина увидела в ярком факеле страшный черный рот. Глина был похож на горящее чучело. Он орал и метался, натыкаясь на мебель и стены. Обои тут же занялись, рыжее пламя весело побежало вверх к потолку, загорелся диван. Полина не могла двинуться с места. Глина вышиб дверь, выкатился на веранду. За ним оставался горящий след, на ступенях, на асфальте. Он бросился в сторону кладбища, бежал, петляя, зигзагами, налетел на столб, упал. Тут же вскочил и побежал снова. Он кричал непрерывно, с невыносимым упорством на одной высокой ноте. Полина стояла на крыльце, завороженная, не в силах отвести взгляд. Глина вдруг замедлил шаг, остановился, задергался, словно сломанная кукла. Потом осел, медленно повалился на бок. Пламя сбилось, зачадило, ветер погнал по дороге жирный черный дым.

Полина, не сводя глаз с дыма, медленно спустилась по ступеням крыльца. Зубами распутала узел, отбросив веревку, стала тереть затекшие запястья.

Больше всего на свете ей хотелось бежать отсюда, бежать куда глаза глядят. Вместо этого, по непонятной причине, она поднялась на веранду, вошла в дом. Огонь внутри гудел и уже полыхал вовсю. Прикрыв лицо руками, Полина пробралась в гостиную, среди дыма разглядела Хильду. Та лежала на полу, неловко поджав под себя ноги. Полина ухватила ее за кожанку и поволокла к выходу.

– Удивительно теплая зима в этом году, – словно извиняясь, проговорил нотариус Фредэйбель, подумав, добавил: – У нас тут, в Данциге. Наверное, в какой-нибудь Лапландии сейчас – у-у-у – вьюга-пурга!

Он застенчиво улыбнулся, показав много мелких зубов. Было что-то крокодилье в его сухом желтоватом лице, но глаза, по-младенчески голубые и водянистые, портили картину. Да и манера говорить была совсем не крокодилья.

– Вот здесь еще, пожалуйста, – он придвинул к Полине десятую бумажку. – И вот здесь. И число там поставьте, да, первое февраля… А там не надо.

Полина неловко расписалась, спрятала руки под стол. Ладони были забинтованы, из бинтов торчали желтые от йода пальцы. Не к месту подумала – хорошо, что вся ее одежда сгорела, все равно она не смогла бы носить те вещи. Она натянула рукава кофты на ладони, остались видны лишь желтые ногти. Кофта, крупной домашней вязки, была отвратительно горчичного цвета, ее кто-то принес в больницу.

В окно глядело по-летнему синее небо с единственным облаком. Полина попыталась придумать, на что облако похоже, но в голове стоял глухой звук сырых комьев земли по голым доскам гроба.

Полина бросала лопату за лопатой. Бросала, как заводная, комки земли глухо стучали, кто-то сзади пугливо прошептал: «Ее надо остановить». Михаэль забрал у нее лопату, она вцепилась в него и заревела. Ей было наплевать, что там подумают эти два могильщика и толстый Альберт из похоронной конторы. Она кусала грубый драп куртки, соленый от ее слез и крови, рана на губе снова раскрылась. Михаэль поймал и сжал ее забинтованные руки, сунул вместе со своими в карманы горчичной кофты. Альберт вполголоса спросил могильщиков:

– Про директора слышали?

– Да-а, – тихо протянул один, – считай, с того света вытащили.

Другой сварливо заметил:

– Я бы в висок, а еще бы лучше, в рот стрелял. Кто ж в грудь стреляет?

– Вронский… – проглотив слезы, сказала Полина.

Облако доползло до края окна и уперлось в раму. Нотариус ворковал, перелистывая документы, иногда чему-то загадочно улыбался. Кабинет Фредэйбеля, тесный и душный, казалось, был составлен из книжных полок, корешки упирались в потолок, по ковру были разбросаны толстые тома, из которых торчали бумажные закладки, по дюжине в каждом томе.

– У вас будут какие-нибудь распоряжения по устройству могилы? – нотариус ласково наклонил голову набок. – Памятник, обелиск, камень. Военно-воздушная тематика, так сказать.