Тот, кто меня купил - Алекс Чер

Ну, и кто из нас тиран и деспот? Кто властный господин? В её маленьких руках хочется плыть по течению и плевать на неприятности. Страшно сказать, я даже притерпелся к тому, что в собственном доме мне приходится постоянно надевать штаны, выслушивать детский лепет и сидеть в столовой за большим столом (специально заказать пришлось) в очень тесном кругу.

— И всё? — доносится издалека недоверчивый голос Севы. Кажется, кто-то поражён. Нокдаун.

— И всё. А что ты хотел услышать? Что она рвёт и мечет, ищет тебя и хочет предъявить отцовство? К твоему счастью, она о тебе даже не спрашивает.

— Совсем-совсем? — он что, не рад своему счастью?

— Сева, — прекращаю я бесполезный разговор, — если у тебя всё, я отключусь, у меня много дел. Но я всё же тебе отвечу: совсем-совсем. Абсолютно. Она рассказала, как ты кормил её баснями о своём бесплодии и не стал заморачиваться на предохранении.

— Это правда, Эдгар, — слышу я его вздох и понимаю: он сейчас серьёзен, без своих дурацких шуточек и кривляния. Но всё же уточняю:

— Правда — что морочил голову или...? — как-то язык не поворачивается сказать, видимо, очевидное для него.

— Или, — я почти не помню мрачного Севу. Привык, что он клоун и душа любой компании. И это нетелефонный разговор. — Можно я вернусь?

Это почти просьба.

— Зачем? Всё сложилось, как ты хотел. Она только в себя пришла, а тут ещё и это. Дай ей спокойно жить, Сева. Когда ты рядом, всех штормит. Не делай больших глупостей, чем ты уже наделал.

— Это не мой ребёнок, — но в голосе его уверенности поубавилось.

— Ну и прекрасно. Никто и не предъявляет тебе претензий. Если у тебя всё, жду отчёт по почте.

У меня паршивое настроение, а после Севиного звонка — непонятный осадок. И единственное, что может меня сейчас утешить — это голос моей жены.

— Мы могли бы пообедать вместе, — наступаю я на горло собственной гордости, потому что безумно хочу увидеть её. Прямо сейчас. Сию секунду. Сил нет ждать. Видеть её. Слышать голос. Слушать, как она смеётся. Наблюдать, как поправляет волосы или облизывает губы. Обожаю смотреть, как она ест.

— Эдгар, я тут с Синицей, мы ж из университета возвращаемся, — она извиняется, а я злюсь. Ревную. Да. К Синице. Университету. Ко всему миру. К столбам и собакам. К детям. У неё для всех хватает терпения и тепла, внимания и участия. А я сижу здесь один, в полной заднице и голодный.

— Игорь отвезёт Лину домой. А тебя подбросит к главному офису, — в таких случаях лучше командовать. — Я сам ему позвоню. И, пожалуйста, не задерживайтесь.

Я не даю ей возразить. Придумать отговорку, чтобы меня не видеть. Я знаю, всё знаю! Но понимать не хочу и не буду. Не сегодня.

Не знаю, зачем делаю это. Я мог бы выйти из офиса ей навстречу. Но нет. Я приказываю Игорю проводить её в мой кабинет. По камерам слежения вижу, как она идёт по коридорам. Оглядывается с любопытством. Как входит в приёмную и смотрит на Любочку — моего секретаря.

Не выдержав, распахиваю дверь, чтобы встретить её на пороге.

— Дальше мы сами, — киваю Игорю. — Отвези Лину домой.

Мне сейчас не до водителя. Я смотрю в Таины синие глаза. Любопытство. Вопрос. Она сбита с толку. И по кабинету движется, словно по минному полю.

— Можешь всё здесь рассмотреть, не стесняйся, — делаю широкий жест рукой. Ей хочется — я вижу. А я впервые позволил ей приблизиться к себе не домашнему. Я сейчас для неё незнакомец. Чужой. Да и был ли я ей близок хоть когда-нибудь, кроме интима?

Она осматривается. Присаживается на стул. Ненадолго. Походит к окну и смотрит вниз. Совсем как мать недавно.

— У тебя есть туалет? — мило краснеет.

— У меня есть всё, — большого труда стоит оставаться серьёзным. Веду её в другую комнату.

Она смотрит на диванчик. Шкаф с одеждой. Чайник на столе.

— Было время, я здесь ночевал, — не знаю, зачем говорю это. — Нечасто возвращался домой. Здесь всё необходимое.

— И другие костюмы тоже? — живо оборачивается она.

— Ты хотела в туалет, — приподнимаю брови.

— Да-да, — спохватывается она.

— У меня здесь и душ есть, — повышаю голос и чувствую, как улыбаюсь. От уха до уха. Она что, ревнует? Ей не давал покоя мой костюм, который я надел, чтобы умыкнуть её от беспокойного семейства?

И на душе становится так хорошо, что хочется заложить руки в карманы и насвистывать.

— Пойдём. Я покажу тебе одно местечко неподалёку. Тебе понравится, — тяну её за руку, как только она появляется из санузла.

От её рук пахнет мылом. И, кажется, она прихорашивалась. Помаду нанесла, причесалась. Сейчас мы идеальную красоту нарушим. Целую, безжалостно уничтожая её труды.

— Эдгар, — вздыхает она, как только я от неё отрываюсь. — Ты как маленький, — вычитывает строго и ладонью вытирает мои губы. — Ну, что ты наделал? Здесь столько людей. Что о нас подумают?

— Плевать, — говорю беспечно. — Ты моя жена. И я могу делать, что хочу. Пусть шепчут и завидуют.

Я веду её в кафетерий. Там шумно и есть столики на улице. Это не элитный ресторан, но я люблю бывать здесь за душевность и вкусную еду.

— Хорошо, что вытянул меня сюда, — признаётся она между супом и вторым. — Я голодная. А ещё… я соскучилась по тебе такому, Гинц.

Она ласкает меня взглядом, и мне становится неудобно за тот отклик, что поднимает голову под ширмой моих брюк.

— По какому — такому? — шевелю бровями и не могу удержать улыбку.

— Ну, весёлым тебя не назовёшь, конечно, — складывает Тая губы бантиком. — Но иногда ты бываешь невыносимо притягательным. Шутишь, хоть и не всегда удачно.

Не сдержавшись, я хохочу.

— Что ни слово, то комплимент. Тая Гинц, вы очаровательны в умении поднять и опустить одновременно. И какая из моих шуток показалась вам неудачной?

— Баллада о беременной девственнице, — тихо шепчет она, сверкая глазами.

Я беру её руки в свои. Смотрю пристально в синь её глаз. Губами прикасаюсь к пальчикам.

— Мы можем всегда шутку превратить в правду. Самую настоящую. Девственность, конечно, не вернуть, а беременность организовать — без проблем. Вы хотите девочку или мальчика, Тая Гинц?

Спрашиваю и замираю. Сердце, кажется, сейчас пробьёт грудную клетку и выскочит наружу. Упадёт в тарелку с антрекотом и салатом.

Тая хлопает ресницами. А затем смеётся.

— Эдгар Гинц, у нас уже есть два мальчика, две девочки и собака. А также два охранника, два водителя и… если честно, я поражена. Я никогда не думала, что ты такой… крутой, что ли. Ты никогда не рассказывал о своей работе.

— Ты никогда не спрашивала, — принимаю я правила игры. Сердце моё больше не стучит. Умерло в тот момент, когда она увернулась от неудобного вопроса и выкрутилась, как сумела.