Шкатулка воспоминаний - Аллен Курцвейл

Юноша рассказывал о случившемся друзьям, сидя над блюдом со свиньей, украшенной спаржевыми стеблями. Он открылся им вместе со всеми своими надеждами и опасениями.

– Боюсь, мои желания могут подвергнуть ее опасности, ведь она в таком щекотливом положении.

– Что за положение? – спросил извозчик.

– Говорят, что она не может выполнять супружеские обязанности.

Поль Дом не принял такой отговорки.

– Нет, ты боишься не этого. Просто ты, мой друг, трус! – И он оглушительно рыгнул.

– Как я могу по одному легкому и быстрому прикосновению понять, что она хочет… чтобы я…

– Набил ее? – предложил Пьеро.

– Оседлал ее? – подхватил извозчик. – Помни, надо крепко держаться за бедра! – Он хлестнул воображаемым кнутом.

У Плюмо, как у журналиста, возникла иная реакция:

– Ты действительно думаешь, что она – замужняя девственница?

– Все, что я знаю, – это сплетни, которыми сопровождался заказ. И это было давно.

– Я наведу справки, – сказал журналист. – А если ты что-нибудь узнаешь, дай мне знать.

Клод, вместе со своими беспокойными мыслями, вернулся на чердак и долго не ложился, читая Дидро – не «Энциклопедию», от которой уже давно отказался, а «Нескромные сокровища», роман, пронизанный аллегориями на тему гениталий. С книгой в одной руке и еще кое-чем – в другой, Клод любовался миниатюрой, висящей над его импровизированной кроватью. Он закрыл глаза и мысленно приложил к лицу с портрета прекрасное тело, достойное Венеры. Он представлял себе ее неистовые и неловкие движения, отображенные в свете волшебного фонаря аббата. Картинки сменяли друг друга. Мадам Хугон бежала по анфиладам неведомого дворца. На ней ничего не было, кроме маски. Вот она уже лежала связанная, в состоянии, близком к оргазму, моля о продолжении ласк. В этих мечтах Клоду открывались его собственные страхи и опасения. Тем не менее, когда наступила пятница, он молча вручил своей госпоже очередную книгу. Клод не мог довериться желаниям и поступать в соответствии с ними.

Он спал беспокойно и пришел на работу уставшим. Его глаза налились кровью и стали цвета «крапчатой акульей кожи с узором из красного сафьяна», как выразился Ливре. Клод уже несколько раз опаздывал на работу. Ливре позволял ему бесчинствовать подобным образом, так как надеялся использовать это в своих целях.

Мадам Хугон тоже заметила бледность ученика и воспользовалась произошедшим, чтобы еще разок атаковать. Началось все, когда она встретилась с Клодом у Коллекции за Занавеской. Патронесса и ученик стояли возле секции «Аристократы». Клод зачитывал вслух отрывок из четвертого издания «Наслаждений старого извращенца», когда она прервала его:

– Возможно, ты слишком усердствуешь, стараясь ублажить меня. Ты побледнел. Выглядишь уставшим и больным.

Клод не знал, как отвечать.

Мадам Хугон продолжила:

– Я волнуюсь за тебя. Думаю, настало время, когда я должна выбрать книгу для тебя. Ну-ка, давай посмотрим… – Она провела указательным пальцем по корешкам книг из секции «Медицина». – Нет, здесь ее нет, но это не важно. Я захватила свою копию. – Мадам Хугон вытащила книгу из сумочки. – Эта книга уже помогла мне однажды. Я отметила самые важные абзацы. – Она подмигнула Клоду. – Прочитай и верни на следующей неделе.

Книга, которую мадам Хугон дала Клоду, называлась в честь библейского персонажа. Положив книгу на подобранные под себя колени – эту позу Клод часто принимал за чтением, – он осмотрел обложку и проверил качество бумаги и переплета, проклиная себя за то, что приобрел самую скверную привычку своей новой профессии. Книга представляла собой медицинский трактат, чересчур детализированный – можно сказать, детали стали навязчивой идеей автора. Сам автор был выдающимся французским врачом, сторонником вакцинации и гимнастики по утрам, переводчиком Галлера и профессором в Сорбонне.

«Онания» – так называлась книга – предостерегала мужчин от мастурбации, или, как говорилось в подзаголовке, от «богомерзкого греха преднамеренного самозагрязнения».

Клод удивился, как патронесса могла догадаться о его одиноких похождениях, вдохновленных ею же самой. Более того, его смутила фраза, сопровождавшая подарок. Что она имела в виду, когда сказала, что книга помогла ей однажды?

На первый вопрос ответ был найден почти сразу же, когда Клод прочитал первый из выделенных абзацев в главе о симптомах: «На ранних стадиях заболевания у пациента наблюдается бледность лица, вялость, апатия и сон разума». Надо было отдать должное описанию. Оно точно соответствовало состоянию Клода. Дальше там говорилось: «На более поздних стадиях дегенерации появляются прыщи и язвочки, боли при мочеиспускании и ускоренный рост органа». Клод всегда старался подкрепить собственными наблюдениями то, что читал. Если герой какого-нибудь пошлого романа принимал странную позу, Клод проверял ее на себе. Если персонаж шепелявил, то и Клод начинал шепелявить. Такое поведение явилось последствием пребывания в поместье, так как аббат был сторонником эмпиризма. Поэтому сейчас, читая трактат, Клод тщательно проверял все части своего тела. Он заключил, что симптомы первой стадии у него присутствуют, то есть бледность и апатия налицо, а вот признаки второй стадии онании пока не мучают. Дальнейший осмотр выявил, что, к счастью, ни почки, ни печень еще не перегрелись – это были симптомы третьей стадии. Клод также с облегчением узнал, что не страдает чахоткой, гангреной или гонореей в простых формах.

Он прочитал следующий выделенный отрывок, посреди главы о причинах болезни. Автор описывал сие заболевание на примере господина Л.Д. – часовщика! – который по ночам грешил прикосновениями к своему достоинству. После описания метода «опустошения» (таким термином пользовался автор) последовало сообщение о летальном исходе пациента. Жидкость текла из ушей, носа и анального отверстия часовщика. Даже его ступни сочились липкой молочной жидкостью.

Следующая глава посвящалась лечению. Автор не предлагал использования каких-либо механизмов, мешающих утечке семени; кольца и покрытые кожей металлические колпачки были изобретениями викторианской эпохи. Вместо этого он рекомендовал применение «успокаивающих мазей и вод», упоминалась там и сельтерская вода, столь любимая Ливре, – она оказывала целебное действие на исследуемый орган. Почти в конце книги Клод наткнулся на самую важную заметку. Он прочитал абзац несколько раз, и эти слова так возбудили его, что он незамедлительно исполнил то самое действие, от которого предостерегала книга. Когда же Клод наконец уснул, его можно было увидеть сжимающим одной рукой яички, а другой – собственную шею. Книга покоилась на его животе, а портрет мадам Хугон смотрел со стены.

Так что же за фраза так взволновала Клода? Вот она: «В некоторых случаях единственным эффективным средством от онании может оказаться лишь тепло и забота любимой женщины».

Оставшиеся дни недели Клод так тщательно следил за своей внешностью, как никогда раньше. Он мылся в местной бане и искал у себя вшей. Он снял старую рубашку, с воротником таким же черным, как края древней монеты, и надел свежую, которую Маргарита почистила яванской водой и погладила. Он одолжил у Этьеннетты скребок для чернил и вычистил темные полумесяцы грязи из-под ногтей. Плюмо по этому поводу сказал: «Ты – живое доказательство того, что безрассудная страсть – отличный способ соблюдать гигиену».