Зима мира - Кен Фоллетт

Ллойд внутренне застонал. Наверняка мама рассказала всей семье, что у них с Руби роман…

– А кто это – Руби Картер?

– Служанка в Чимбли. Вы дали ей деньги на врача.

– Да, я помню. Значит, вас с ней связывают романтические отношения?

– В воображении моей мамы.

Дейзи рассмеялась, видя его смущение.

– Значит, вы не собираетесь жениться на горничной?

– Я не собираюсь жениться на Руби Картер.

– Возможно, она бы вам очень подошла.

Ллойд взглянул ей прямо в глаза.

– Но мы же не всегда влюбляемся в тех, кто нам очень подходит, правда?

Она перевела взгляд на сцену. Шоу подходило к концу, и весь состав запел знакомую песню. Зрители с воодушевлением подхватили. Стоящие сзади посетители взялись за руки и стали раскачиваться в такт музыке, и компания Малыша тоже.

Опустился занавес, а Малыш все не появлялся.

– Пойду поищу его, – сказал Ллойд. – Кажется, я знаю, где он может быть.

В «Гэйети» был женский туалет, а мужской находился на заднем дворе: ямы в земле с поставленными в них располовиненными металлическими бочками. Ллойд нашел Малыша блюющим в одну из этих бочек.

Он дал Малышу платок, чтобы тот вытер рот, а потом взял за руку и повел через пустеющий театр на улицу, к лимузину «даймлер». Остальные их ждали. Все забрались внутрь, и Малыш сразу же заснул.

Когда они вернулись в Вест-Энд, Энди Фицгерберт велел водителю ехать сперва к дому Мюрреев, расположенному на тихой улочке возле Трафальгарской площади. Выходя вместе с Мэй из машины, он сказал:

– Вы поезжайте. Я провожу Мэй до дверей, а потом пройдусь пешком.

Ллойд предположил, что Энди рассчитывает на романтическое прощание на пороге дома Мэй.

Они поехали на Мэйфэр. Когда они приближались к Гроувнер-сквер, где жили Дейзи с Евой, Джимми обратился к шоферу:

– Остановите у поворота, пожалуйста!

Потом он тихонько сказал Ллойду:

– Послушайте, Уильямс, не могли бы вы проводить до дома мисс Пешкову, а мы с фройляйн Ротман на полминутки задержимся.

– Конечно.

Было ясно, что Джимми хочется на прощанье поцеловать Еву в машине. Малыш об этом ничего не узнает: он храпит вовсю. А шофер, рассчитывая на чаевые, ничего не заметит.

Ллойд вышел из машины и подал руку выходящей Дейзи. Ее прикосновение он почувствовал словно легкий удар тока. Она взяла его под руку, и они медленно пошли по тротуару. Там, где свет уличных фонарей был слабее всего, Дейзи остановилась.

– Давайте дадим им побольше времени, – сказала она.

Ллойд ответил:

– Я так рад, что у Евы появился кавалер.

– Я тоже, – сказала Дейзи.

Ллойд собрался с духом.

– Но про вас с Малышом я этого сказать не могу.

– Он устроил, чтобы меня представили при дворе! – сказала Дейзи. – И я танцевала с королем в ночном клубе, это было во всех американских газетах.

– И из-за этого вы позволяете ему за вами ухаживать? – ошеломленно спросил Ллойд.

– Не только. Ему нравится все, что и мне, – приемы, скаковые лошади и красивая одежда. И с ним так весело! У него даже есть свой аэроплан!

– Все это ничего не значит, – сказал Ллойд. – Бросьте его. Будьте моей девушкой.

Она рассмеялась, хотя было видно, что ей приятно.

– Вы с ума сошли, – сказала она. – Но вы мне нравитесь.

– Я серьезно, – в отчаянии сказал он. – Я не могу перестать о вас думать, хотя невозможно себе представить более неподходящей для меня невесты.

Она снова засмеялась.

– В жизни не слышала ничего более грубого! Не знаю, почему я с вами вообще разговариваю. Наверное, вы мне кажетесь все-таки славным, несмотря на ваше бестактное поведение.

– На самом деле я не бестактный. Только с вами.

– Верю. Но я не собираюсь выходить замуж за нищего социалиста.

Ллойд открыл свое сердце – а его изящно отвергли, и он почувствовал себя совершенно несчастным. Он оглянулся на «даймлер».

– Интересно, долго они еще там будут? – убитым голосом произнес он.

Дейзи сказала:

– Но поцеловать социалиста я бы могла. Просто чтобы знать, каково это.

В первый момент он не отреагировал. Он подумал, что она говорит теоретически. Но девушка никогда не говорит такие вещи просто «теоретически». Это было предложение. И он по глупости чуть не пропустил его.

Он придвинулся, положил ладони на ее тонкую талию. Она подняла к нему лицо, и от ее красоты у него перехватило дыхание. Он наклонился и легонько поцеловал ее в губы. Она не закрыла глаза, и он тоже. Глядя в ее голубые глаза и касаясь губами ее губ, он почувствовал огромное желание. Она приоткрыла рот, и он коснулся раздвинувшихся губ кончиком языка. В следующий миг он почувствовал ответное движение ее языка. Она все еще смотрела на него. Он был в раю, и ему хотелось стоять так, держа ее в объятиях, вечность. Она прижалась к нему. Он почувствовал эрекцию и подался назад, чувствуя неловкость, опасаясь, что она заметит, – но она теснее прижалась к нему, и, глядя ей в глаза, он понял, что ей хочется чувствовать, как его пенис прижимается к ее нежному телу. Когда он это осознал, желание стало невыносимым. Он почувствовал, что сейчас кончит, и ему даже показалось, что ей этого хочется.

Но тут он услышал звук открывающейся дверцы «даймлера» и неестественно громкий, словно предупреждающий, голос Джимми Мюррея. Ллойд оторвался от Дейзи.

– Ну что же, – с удивлением в голосе пробормотала она, – это было неожиданно приятно.

– Я бы сказал, более чем приятно, – хрипло произнес Ллойд.

Джимми и Ева уже были рядом, и они все вместе вошли в двери дома миссис Пешковой. Это было большое здание с лестницей, поднимающейся к крытому крыльцу. У Ллойда мелькнула мысль, не окажется ли крыльцо достаточно укромным для еще одного поцелуя, но, когда они поднялись по лестнице, дверь открылась изнутри. Их встречал человек в вечернем костюме, наверное, дворецкий, с которым Ллойд говорил по телефону. Как же хорошо, подумал Ллойд, что он позвонил!

Обе девушки с наигранной скромностью пожелали спокойной ночи, ничем не выдавая, что лишь несколько секунд назад обе были в страстных объятиях; потом дверь за ними закрылась.

Ллойд и Джимми спустились по ступенькам.

– Я пройдусь пешком, – сказал Джимми. – Хотите, скажу шоферу, чтобы он вас доставил назад в Ист-Энд? Должно быть, до вашего дома три-четыре мили. А Малышу все равно, я думаю, он не проснется до завтрака.

– Благодарю вас за заботу, Мюррей, но – хотите верьте, хотите нет, а я предпочел бы прогуляться. Надо о многом подумать.