Белые волки - Влада Южная

Но Алекс заметил перемену в ней, обхватил лицо ладонями, заглянул в помутнившиеся от страсти серебристые глаза, легонько чмокнул в распухшие от страстных поцелуев губы.

– Не бойся. Плохо не сделаю. Не обижу. Не боишься? Хочу тебя очень. Ни на кого больше смотреть не могу, – он взял ее руку и положил себе между ног, прижал сверху, заставляя стиснуть пальцы. – Вот что ты со мной делаешь, Эль. Но против твоей воли ничего не будет. Остановлюсь, как только остановишь.

Эльза затаила дыхание, чувствуя нечто горячее и твердое под своей ладонью. Чуть-чуть нажала – и Алекс застонал сквозь зубы, подался вперед, ей в руку. У нее в голове помутилось. Вот, значит, как это бывает. Она делает ему приятно и от этого ей самой становится жарко и хорошо. Внезапно ей вспомнился их глупый спор.

– Ты хочешь со мной переспать? – Эльза отдернула руку.

– Хочу, – Алекс снова потянулся и вернул ее ладонь. – Но не только. Быть с тобой хочу. Любить тебя хочу… девочка моя… моя Эль…

Он говорил это так искренне, что она поверила. Не смогла не поверить. Еще долго они то ласкали друг друга, не в силах расстаться, полураздетые, потерявшие всякий стыд и чувство реальности, то сидели, прижавшись, и переговаривались вполголоса. Ни о чем, о каких-то пустяках. Иногда Эльза вспоминала, что у входа ее ждет кар, но потом с совершенно несвойственной ей беспечностью сама же от этой мысли отмахивалась. Раз уж Крис все подстроил, то он и позаботится о прикрытии ее репутации. В конце концов, они с братом давно привыкли выгораживать друг друга, а минуты с Алексом летели так быстро… хотелось побыть вместе еще чуть-чуть…

Закончилось все тем, что их обнаружил и прогнал сторож. К тому времени на улице стемнело, Алекс пошел ее провожать и еще долго целовал у садовой ограды, к которой они прокрались тропинкой через рощу. Эльзе казалось, что там, в большом особняке с освещенными окнами, живет совсем не она, а какая-то другая девушка, больше похожая на одушевленную восковую куклу. А сама Эльза, живая, настоящая, стоит сейчас здесь, с мужчиной, который и делает ее такой. И домой идти не хотелось. Совсем.

– Я хочу видеть тебя завтра. И послезавтра. Каждый день хочу видеть, – сказал Алекс напоследок.

– Увидишь, – пообещала Эльза, понимая, что сама толкает себя в пропасть, из которой нет выхода.

А потом она протиснулась между прутьев ограды, и Алекс, оставшись по ту сторону, держал ее за руку и не хотел отпускать. Наконец, их пальцы расцепились, Эльза заставила себя отвернуться и пойти к дому, не оглядываясь, чтобы не сорваться и не побежать обратно. По пути она выпрямила спину и расправила плечи, как подобает особе ее положения. Мать всегда строго следила за осанкой дочери, не хотелось привлекать к себе внимание даже в таких мелочах. И так придется быстро сориентироваться и понять, что сказал Крис, чтобы вписаться в его ложь, не вызывая подозрений.

Уже огибая особняк, Эльза вздрогнула, заметив у ствола одного из деревьев едва различимый темный силуэт. Ветерок пахнул в лицо, и по запаху она тут же узнала Димитрия. Старший брат, как всегда без предупреждения, явился домой. Что он делал в саду после наступления ночи один? Эльза прошла мимо, с замиранием сердца гадая, успел ли он увидеть или услышать их с Алексом. Наверняка успел. Но Димитрий не пошевелился и не проронил ни слова, и Эльза тоже миновала его молча и с каменным лицом и скрылась в доме.

Кристофу в день посещения выставки повезло не так, как его сестре. Можно сказать, вообще не повезло. Благополучно сплавив Эльзу, он уходил с чувством выполненного долга. Сделка у них с Алексом вышла по-мужски деловой и взаимовыгодной, а если Эльзе встреча не понравится, и она даст человеческому парню от ворот поворот, так Крис уже будет не виноват. Нет, если ей нравится, то пусть гуляет с ним, конечно. Все равно для строгой и правильной Эль такое знакомство не продлится долго.

На самом выходе из музея, где приходилось с усилием проталкиваться через толпу, на Криса налетело нечто рыжее. Он с возмущением оттолкнул от себя неуклюжее существо и только тогда разглядел, что это девчонка. Примерно одного с ним возраста, но одетая, как взрослая женщина, во что-то утягивающее и оголяющее грудь. Что там было ниже, Крис уже не разглядел, то и дело возвращаясь взглядом к этим манящим молочно-белым холмикам с глубокой ложбинкой между ними.

– Извинтиляюсь, ваше благородие, – ухмыльнулась девчонка, вовсю стреляя в него глазами. Говорила она на ужасном просторечии, которое с головой выдавало в ней обитательницу площади трех рынков. – Вы сколький час не подскажете?

Крис торопливо вскинул левую руку, стараясь быстрее отделаться от нее и выйти на улицу, потому что долго стоять на проходе, в самой толкучке, не приносило большого удовольствия. Он бросил взгляд на свой хронометр, подаренный отцом на шестнадцатилетие – предмет особой гордости. Хронометр был ударостойкий и влагонепроницаемый, с инкрустацией из золота и платины, на хорошем гибком браслете, надежно сидящем на запястье и в то же время снимающемся одним движением.

Девчонка тоже уставилась на вещь и даже рот приоткрыла, пока Крис сообщил ей время, а потом вдруг вцепилась в его запястье обеими руками и взвизгнула:

– Чудище! Мамочки, чудище-то какое!

Он невольно обернулся, так как круглыми от ужаса глазами она смотрела прямо поверх его плеча. Некоторые люди, оказавшиеся в тот момент рядом, тоже начали беспокоиться и вытягивать шеи. Никого там, конечно, не оказалось, зато Крис почувствовал, как девичьи ладошки соскользнули вниз по его руке. Он спохватился, повернулся обратно, лихорадочно зашарил взглядом по чужим лицам, но рыжее и сисястое существо словно растворилось в воздухе, не оставив и следа.

Вместе с ней растворились и его часы.

– Вы – страшный человек, – задумчиво произнесла Петра.

Она сидела за круглым полированным столом напротив Димитрия и только что закончила осматривать содержимое сумки, которую держала на коленях. Теперь ее пальцы ощупывали ровный срез на конце длинного ремешка, предназначенного, чтобы вешать на плечо.

– Ты, – поправил Димитрий, наблюдая, как мягкие розоватые подушечки гладят разлохмаченную строчку из ниток. – Говори мне «ты». Хватит выкать.

Ему до боли хотелось схватить эти пальцы и засунуть себе в рот. Ласкать языком, глядя ей в глаза, задевать чувствительные нервные окончания. Ему вообще много чего хотелось. Голос в башке ровно и монотонно перечислял возможные способы. Димитрий не слушал. Пока еще мог не слушать.

В квартире изменился запах. Он заметил это, как только вошел. Раньше тут пахло пылью, одиночеством, иногда – чужой похотью, иногда – чужой кровью. Шкаф пах средством от моли, а кухня – подгоревшей едой, когда тут хозяйничал Ян. Теперь, вместе с пришлой незнакомкой, тут поселился густой плотный аромат выпечки. Это был запах дома. Не холодной конуры. Не временного пристанища. Дома.