Моя до полуночи - Лиза Клейпас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно. – Он прижался губами к ее волосам. – Сейчас для этого неподходящее время. Простите.
– Я так беспокоюсь за Меррипена и за брата, что не могу думать ни о чем другом…
– Я понимаю, дорогая. Я помогу вам и вашей семье. Я позабочусь о вашей безопасности. Сейчас вам очень нужна моя защита. В такое трудное для вашей семьи время вами легко могут воспользоваться…
Она нахмурилась:
– Никто мной не воспользовался.
– А как насчет цыгана?
– Вы имеете в виду мистера Роана?
Кристофер кивнул:
– Мне случилось встретиться с ним, когда он уезжал в Лондон, и он говорил о вас так… ну… Достаточно сказать, что он не джентльмен. Я был оскорблен за вас.
– А что он сказал?
– Он уверял меня, что вы собираетесь пожениться. – Он презрительно рассмеялся. – Будто вы когда-либо унизитесь до такого! Цыган-полукровка без образования и манер!
Амелия почувствовала приступ гнева. Она посмотрела в лицо человеку, которого когда-то самозабвенно любила. Фрост был воплощением всех качеств, что привлекают женщину в мужчине. Она мечтала выйти за него замуж. Не так давно она могла бы сравнить его с Кэмом Роаном, и вовсе не в пользу Кэма. Но она уже не была прежней… а Кристофер не был рыцарем в сверкающих доспехах, каким казался раньше.
– Я не считала бы, что унизилась. Мистер Роан – джентльмен, и его очень ценят друзья.
– Они считают его достаточно забавным для светских развлечений, но он никогда не будет им ровней. И никогда не будет джентльменом. Это все понимают, дорогая моя, даже сам Роан.
– Я этого не понимаю и не принимаю, – сказала Амелия. – Джентльмен – это нечто большее, чем хорошие манеры.
Кристофер внимательно посмотрел на ее возмущенное лицо:
– Хорошо, не будем обсуждать его, если это вас так расстраивает. Но не забывайте, что цыгане известны своей лживостью. Их главный принцип – развлекаться, невзирая на последствия. Вы зря ему доверяете, Амелия. Я лишь надеюсь, что вы не доверили ему имущественные дела вашей семьи.
– Я ценю вашу заботу. – Лучше бы он уехал и попытался найти ее брата. – Но мои семейные дела останутся в руках лорда Рамзи и моих.
– Значит, Роан не вернется из Лондона? Вы порвали с ним отношения?
– Он вернется, – неохотно призналась она, – и привезет профессионалов, которые смогут посоветовать, что делать с нашим домом.
– А-а. – Его снисходительный тон был ей неприятен. Кристофер покачал головой и долго молчал. – И по этому вопросу вы примете лишь его совет? Или мне будет разрешено высказать свои рекомендации по проблемам, в которых я разбираюсь профессионально в отличие от него?
– Я, разумеется, прислушаюсь к вашим рекомендациям.
– Значит, с вашего разрешения я могу съездить в Рамзи-Хаус и провести свою оценку?
– Если хотите. Вы очень добры. Хотя… – Она запнулась в нерешительности. – Мне не хотелось бы, чтобы вы тратили на нас слишком много времени.
– Ради вас я готов пожертвовать своим временем. – Фрост наклонился и поцеловал ее прежде, чем она успела увернуться.
– Кристофер, меня гораздо больше беспокоит отсутствие моего брата, чем дом…
– Конечно. Я поспрашиваю о нем и сообщу вам, как только что-нибудь узнаю.
– Спасибо.
Однако Амелия не сомневалась, что Кристофер не будет слишком усердно искать Лео.
На следующее утро Амелия проснулась от кошмара, у нее тряслись руки и ноги и колотилось сердце. Ей приснилось, что она нашла Лео лежащим вниз лицом в пруду. Но когда она подплыла к нему и попыталась подтащить его к берегу, он стал тонуть. Она никак не могла удержать брата на плаву, его тело стремительно погружалось в темную воду все глубже и тащило ее за собой. Она наглоталась воды, и ей стало трудно дышать…
Амелия встала с постели и стала искать халат и тапочки. Было еще рано, и в доме царила тишина. Она дошла до двери, но ее внезапно охватил страх. Она испугалась, что сейчас узнает, что Меррипен умер ночью и с ее братом случилось несчастье… Но больше всего Амелия испугалась чувства собственного бессилия. У нее не хватит мужества пережить беду, если та действительно случилась.
Только мысль о сестрах заставила ее повернуть ручку двери. Ради них она будет действовать уверенно. Она будет делать то, что должна делать.
Распахнув полуоткрытую дверь комнаты Меррипена, Амелия подошла к его постели.
В комнате было почти темно, но Амелия различила силуэты двух людей. Меррипен лежал на боку. Некогда сильное тело как-то съежилось. А рядом с ним лежала спящая Уин – полностью одетая, в домашнем платье с юбками до пят. Вряд ли такое хрупкое существо могло защитить гиганта Меррипена, но казалось, будто Уин и вправду его охраняет.
Амелия смотрела на них и понимала больше, чем могла бы выразить словами. Даже во сне положение их тел говорило одновременно о любви и о сдержанности.
Потом Амелия увидела, что глаза сестры открыты. Уин не пошевелилась, не произнесла ни звука. Выражение ее лица было таким серьезным, будто она старалась запомнить каждую секунду с ним.
Сострадание и печаль захлестнули Амелию. Она оторвала взгляд от глаз сестры и тихо вышла из комнаты.
Она чуть было не сбила с ног Поппи, которая тоже шла в комнату Меррипена.
– Как он? – спросила она. Амелии было трудно говорить.
– Плохо. Он спит. Пойдем на кухню и поставим чайник.
– Амелия, мне всю ночь снился Лео. Я проснулась от кошмара.
– Я тоже.
– Ты думаешь… он что-то с собой сделал?
– Надеюсь, что нет. Но такое возможно, Поппи, и мы должны быть готовы к худшему, но верить в лучшее, – добавила Амелия.
– Да, – прошептала Поппи. – Я тоже так думаю. – Она вздохнула. – Бедная Беатрикс.
– Почему ты это говоришь?
– Она еще ребенок, а уже многих потеряла… Папу, маму, а сейчас, может быть, Меррипена и Лео.
– Мы еще не потеряли Меррипена и Лео.
– Это будет чудом, если нам удастся спасти кого-нибудь из них, Амелия.
– Ты всегда такая веселая по утрам. – Амелия сжала руку Поппи. Стараясь не обращать внимания на чувство безнадежности, холодящее ей грудь, она твердо сказала: – Еще рано сдаваться, Поппи. Не будем терять надежды.
Когда сестры спустились в холл, Поппи сказала с легким раздражением:
– Амелия, у тебя никогда не возникает желания броситься на пол и зареветь?
Амелия вздохнула. Сейчас у нее было как раз такое желание. Но она не могла позволить себе такую роскошь, как слезы.
– Нет. Слезами горю не поможешь.