Девять месяцев, или "Комедия женских положений" - Татьяна Соломатина

– Вы ничего не понимаете в дизайне! В живописи! В коллажах! – орал увольняемый обиженный хлопчик средних лет.

– Ага, а заодно ещё и в качестве полиграфии. На такой туалетной бумажке даже уважающий себя мелкооптовый торговец китайскими презервативами объявление не напечатает. От вас требовалось всего лишь воспользоваться старыми контактами и принятым в корпорации стилем оформления рекламных материалов. Вы и на это не сподобились, да и счета-фактуры наверняка левые. У друзей в подвале печатали на матричном принтере? – Лариса Александровна брезгливо провела пальчиком по листовке. Шрифт поплыл вслед за пальцем, оставляя мутную дорожку.

– Это уже всем надоело. Это консервативно! Пора провести ребрендинг! – не замечая обвинений в мелком хищении, горделиво подбоченился «будущий гений пиара».

В общем, все как один были «со своим ви-и-идением» и очень хотели таскать по-мелкому, а не по-крупному за-ра-ба-ты-вать.

Автор помнит, помнит... Олег Орлов.

Просто мысли и чувства описываемого сейчас персонажа так понятны автору, что он не смог ограничиться простой контекстной ремаркой. Поверьте, это и так лишь одна тысячная доля того, что могла бы сказать по данному поводу Лариса Александровна. Да и не только она. Иногда так хочется вот просто взять и как... поправить что-нибудь уже в этой чёртовой «консерватории», отвечающей за кадровый вопрос, раз и навсегда! Только непонятно, с какого конца рыбы начинать... Так что лучше продолжим.

И тут вдруг посреди этого кромешного «бездорожья и разгильдяйства» – является молодой парень. Благообразной славянской внешности, с гладкой кожей и в чистой глаженой рубашке. Пришёл, присел нормально – не на краешек стула (о, из таких «просителей» частенько получаются самые отъявленные мелкие воришки), но и не развалясь по самые локти, нога на ногу (а такие «вальяжные баре» редко бывают смелыми и инициативными). Не частил, но и пауз драматических, чтобы что-то там подчеркнуть, не делал. Говорил просто, ясно, размеренно и, главное, простым человеческим языком. Закончил биофак университета. Поступил в аспирантуру, закончил. Ассистент кафедры. С оборудованием фирмы столкнулся вплотную при выполнении кандидатской диссертации и как минимум одну из линеек продукции знает не понаслышке. На сегодня. Но завтра-послезавтра готов выучить всё остальное. То, с чем работал, даже сам ремонтировал, потому что университет нового не закупал, а только кем-то списанное, так что сервисного обслуживания не предполагалось, сами понимаете. Удивительно, но на кафедре были и есть даже дореволюционные – представляете?! – самые обыкновенные бинокулярные микроскопы вашей фирмы. Работают! Порой лучше современных, ей-богу!.. Чего хочет? Да того же, чего и все. Денег хочет. Пока в аспирантуре учился, общежитие ещё как-то руководитель для него выбивал. А как ассистентом стал – попёрли. Он не коренной, а понаехавший. Возвращаться домой ему не то чтобы не хочется, но особо некуда. В его родном селении кандидаты биологических наук, специализирующиеся на сравнительной гистологии органов зрения у высших млекопитающих и приматов, никому на репродуктивный мужской орган не нужны. Ну, а если совсем честно – то и не хочется. Не для того он тут голодал, как Ломоносов, чтобы назад, в деревню, в глушь, в Саратов, к тётке! Да-да, к тётке, потому что мать рано умерла, а отец его материной сестре сдал да и исчез с концами. Да какая жалость, что вы? Ещё в детстве давилку на жалость отдавили. К тому же брат двоюродный – считай, родной – тоже сейчас здесь, учится. Так что жалости не надо, а денег – как раз наоборот. Работал, работаю и буду работать. Ни в студенчестве, ни в аспирантуре ничем не гнушался. Но хотелось бы у вас в компании, потому что мне это ближе, чем таблетками или автомобилями торговать. Да и к тому же хотел бы совмещать, потому что слишком уж тяжко далась эта учёная степень. Да и должность ассистента – тоже не легко. Памятник старенькому научному руководителю когда-нибудь воздвигну. Нерукотворный. Нет, не жалко... Он сам рукотворный не хочет, хочет, чтобы его пепел кинули в окиян-море к его любимым высшим млекопитающим китам и дельфинам, потому что справедливо полагает их куда умнее и человечнее людей. Смеюсь? А что, плакать? Компьютер? Соображаю. Интернет? Ну, а как я на вашу вакансию вышел? Английский? Средненький, но если надо – через полгода запою, как птица. Словарный запас у меня большой, потому что литературу к диссертации самостоятельно переводил до рези в глаза и шума в ушах, на переводчиков денег не было. А и были бы – нашёл бы более разумное применение. Как бы я к тому же проверил – качественно перевели или туфту мне нагнали? Так что лексика есть, а произношение в пределах допустимого, как говорится. Но я быстро учусь. Права?.. Есть. Но опыта опять же нет, кроме дополнительных часов с инструктором перед экзаменом в ГАИ. Я, знаете ли, очень не люблю публичных фиаско, потому на все эти «тронуться в обледенелую горку, не заглохнув без ручника», на все эти пируэты задом у научного руководителя занял. И инструктору за дополнительные часы передал... Нет, не принципиальный. Просто тогда в гаишных рядах была какая-то грандиозная чистка, и нам сказали, что никаких поборов. Не потому, что не хотят, а потому, что нельзя. Показательные экзамены! Так что теорию я сам наизусть выучил, любого таксиста уделаю, а за отработку практических навыков пришлось заплатить... Опыта продаж не имею. Никакого. Врать не буду... Ой, нет, постойте! Как-то грузчиком, ещё в институте, работал на хлебо-булочном комбинате, так целую машину хлеба с водителем налево толканули, потому что она какая-то лишняя оказалась и экспедитор велел избавиться. Деньги на троих поделили... Ну, смешливый я, да, смешливый. Выпить? Могу. Остановиться? А разве хоть кто-то может пить безостановочно? Такого отряда ещё биология не знает. Вроде всё, что мог, рассказал без утайки. Вы меня извините, мне пора. Я ещё в зоопарке сейчас подрабатываю. Не бог весть что, но если вы мне работы не дадите, то имеющуюся терять очень не хотелось бы. Семьсот долларов на испытательном сроке?! Спасибо. Когда приступать?..

Лариса Александровна ещё с полчаса после его ухода не могла прийти в себя. Так он ей понравился. Она одёргивала разбушевавшуюся фантазию. Олег Орлов может оказаться неспособен к этой работе. Может? Может. Не надо путать личную симпатию с пользой общего дела. Не надо? Не надо!

Олег Орлов оказался более чем способен. Через два месяца он вёл телефонные переговоры с ирландским представительством, параллельно сбивая прайс на всю спецификацию в экселе. У него могло быть открыто сразу пятнадцать окон на разнообразных сайтах, и он безошибочно выдёргивал только нужную информацию. Все визитки были разложены у него по степени приоритетности, все бумаги и бесконечные распухшие папки приведены в порядок. Оригиналы лицензий даже на самое редко покупаемое оборудование были под рукой – на случай «если». Он был обаятелен. Смешлив, когда надо. Серьёзен, если ситуация того требовала. Сыпал цитатами из классиков, общаясь с «грибоедовыми», и знал множество анекдотов на случай общения с разного рода «никитсергеичами», как он сам их прозвал. Виртуозно давал взятки, причём ровно так, как того требовал «психологический портрет». Лариса Александровна просто любовалась и отдыхала, отдыхала и любовалась. Олег был молод, полон сил, честолюбив и нацелен на успех по всем фронтам (но не с наскоку, а в результате длительных и упорных трудов) – да, именно такие понаехавшие в итоге властвуют престольными городами. Что правда, он был влюбчив, как мартовский кот, да и ещё – о ужас! – писал стишки. Стишки Лариса Александровна не любила, особенно рифмы о любовном томлении. А в Олега Орлова влюбилась сама. Справедливо рассудив, что никуда он не денется, раз до двадцати пяти никуда не делся. Она ещё немного выждала оформления интуитивной правильности задуманного в безвозвратную формулировку принятого решения. Что, собственно говоря, и осуществила с помощью ручки, ежедневника и бокала шампанского в день своего тридцатилетия.