Во славу Блистательного Дома - Эльберд Гаглоев

Наконец, когда мишень, ярко освещенная светом луны, стала окончательно напоминать вставшего на дыбы спинострела, ножи лететь перестали. И из темноты, мягко как кот ступая, появился юноша, почти мальчик. И хотя затянут он был в кожаное одеяние имеющего не самую добрую славу братства студиозусов «Радужный Змей», выглядел он в отличие от большинства своих братьев отнюдь не изящным, как подобает аристократу. Отнюдь. Был он крепок, коренаст и несколько излишне осанист в талии. Несмотря на это, Кантик конт Цайдон по праву считался одним из первых клинков братства. Ну и, кроме того, любимым учеником Тадеуша Птицы, одного из самых, а, пожалуй, и самого скандального философа Университетума, а значит, и Столицы. Так что сейчас Кантик не просто метал ножи. Нет. Он мыслил. И силлогизм, который под странный аккомпанемент летящих клинков рождался в его не по годам мудрой голове, должен был немало позабавить престарелого скандалиста. Ведь если уж его папенька, вольный барон Цайдон, решил, что ему, младшему из шестерых, надлежит набираться мудрости, а не оттачивать воинское умение в приграничных схватках, то не должно отпрыску столь известного рода прозябать на вторых ролях. Он и не прозябал.

Реферат «О светилах небесных, взору не видимых» вызвал серьезнейшую дискуссию на ученом совете, породив мнения радикально противоположные. С одной стороны, юному дарованию предлагалось дать грант Блистательного Дома для «продолжения изысканий, столь новых и неожиданных», а вот сторонники другой точки зрения рекомендовали автору революционной трактовки мироздания «отдохновением себя потешить в том самом доме, где духом скорбные единение души и разума изыскивают». В общем, диапазон суждений был широк до чрезвычайности. В результате из Университетума его не выгнали. Хотя и грант не дали. Правда, работа его заинтересовала некоего вагига, немедленно наделившего юного ниспровергателя основ стипендией. Причем столь щедрой, что солидный папенькин пансион казался на его фоне, ну, совсем не таким весомым, как прежде. А продолженные изыскания научные вполне могли бы во втором семестре завершиться курсовой работой, которую он посвятил экономическим основам деятельности шипасских торговых домов, каковая базировалась на началах, далеких от политэкономических, но как ни странно продолжалась не одну сотню лет. Причем успешно. Тема работы вызвала неоднозначную реакцию даже у его сторонников в ученом совете. И все могло бы закончиться грустно, если бы нестандартно мыслящего юношу не взял под крыло Тадеуш Птица. Ведь именно он, в отличие от многих, понял, что резкий переход от изучения небесной механики к началам экономики есть не признак скорбности ума, а признак его неординарности.

Так он попал в братство, очарованный разносторонностью магистра, совершенно не отрицавшего, в отличие от других, давно закостеневших в какой-то одной методе боя, ни доспехов, без которых сам Кантик вообще не мыслил боя, ни метательной техники, искритикованной всеми официальными школами, и одновременно являвшегося апологетом отточенного мастерства владения клинком. Весь этот коктейль настолько очаровал юного конта, что он со всем пылом своей любознательной души бросился в его изучение. И преуспел.

От приятных самокопаний его оторвал, ну, совершенно неожиданный стук в дверь зала. Кантик был удивлен. В это время никто из братьев заявиться сюда не мог. Да и к тому же, всякий из братства знал, какие именно плашки надо нажать, чтобы дверь открылась. А вот чужие бы не прошли. Сложная была репутация у Братства. Странно. Да нет, не случалось в последнее время ничего такого, что могло бы привести сюда служителей закона. Кто должен оплачивать покровительство – платил. А новых не примучивали.

Конт Цайдон привычно провел руками по ножам, украшавшим колет, тронул пальцами рукоятки парных мечей, бесстрашно откинул засов и отступил на пару шагов в сторону. Дверь толкнули, и она послушно открылась. На пороге стоял тот, кого Конт Цайдон ожидал бы увидеть здесь в самую последнюю очередь. Великий Маг и Колдун Тивас. Или самозванец, за голову которого сулили немалую награду. Рядом с ним стоял давний недруг учителя Граик Ан, Магистр Ордена Прямых Клинков. А за спинами их маячили еще двое. Один здоровенный, а второй маленький.

Великий Маг и Колдун отвесил церемонный поклон и глубоким звучным голосом спросил:

– Дозволено ли нам будет войти?

* * *

Грустная Башня заслужила свое название совсем не из-за каких-либо печальных событий, связанных с ней. Нет. Просто в связи со странным изыском архитектора, ее создавшего, бойницы были скошены во внешнюю сторону и были очень похожи на глаза чем-то опечаленного человека. Когда-то давным-давно стояла она далеко за пределами города и входила в систему оборонительных бастионов Старой Столицы. Теперь же от нее до крепостных стен получался почти час неторопливого пешего хода и, хотя она давно утратила свое защитное значение, оборонительный характер сохранила. А по указу Первого Императора всем оборонительным сооружениям полагалось находиться от ближайших жилых строений на расстоянии выстрела из большого лука Зеленой Лиги. Ну, а поскольку указы Первого Императора неукоснительно выполнялись, то стояла Грустная Башня посреди мощеной площади и до ближайших домов было метров восемьдесят.

Тивас не собирался даже посреди ночи напрямую идти к Башне. Орден Стражных Магов, избравших ее своим обиталищем, излишней одиозностью не страдал и, оставив Грустную Башню как штаб-квартиру, уже давно скупил для проживания своих, скажем так, сотрудников все дома выходящие на площадь. Жители Столицы давно уже, не мудрствуя лукаво, называли по аналогии эту площадь, ну, вы уже поняли как. Правильно. Грустной. А Магистрат, естественно, решение утвердил. И Тивас надумал сначала посетить одно из заведений, расположенных в первых этажах зданий. Пропустить стаканчик, другой и вызвать на встречу Пегого или кого-нибудь другого из своих учеников. Ну, а потом... Да, собственно, требовалось убежище на некоторое время. А при наличии базы уже можно было начинать какие-либо целенаправленные действия.

Многими навыками и умениями обладал Великий Маг и Колдун Тивас, но не нашлось среди их великого числа одного – умения работать в подполье, жить, пребывая в розыске. Очень долго он был одним из первых людей Империи и теперь даже при всем своем уме просто не задумывался о проблемах безопасности. Глубоко в подсознании он не мог внушить себе, что этот город, отцом которого он во многом считал себя, теперь не родной ему. Напротив, чужой и опасный. И потому умудрялся проявлять такую беспечность. Желанию его воспротивился ни кто иной, как Хамыц.

Уроки, вбитые в него Саином, он усвоил намертво. Контроль территории, разведка и лишь потом проникновение. Именно поэтому они и не угодили в гостеприимно расставленную засаду. Отправленный на разведку Граик в первом же кабачке обнаружил непомерное количество людей, крайне любопытно относящихся к входящим... Что поделать, у неофитов тайной службы не было школы. А мастеров увел с собой Седой Лис. Поэтому Граику, человеку специфичной судьбы, немало повидавшему на своем веку сотрудников охранки, не стоило большого труда понять, кем являлись эти поздние гуляки, так не похожие на магов и воинов Ордена Стражных Магов. Он легко ушел в темных переулках от неловкой слежки и, вернувшись к своим соратникам, порадовал их нерадостными известиями. Он-то и предложил подрастерявшемуся Тивасу посетить штаб-квартиру юных последователей Саина.