Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?! Вы меняете тему нашей беседы в тот момент,когда я обнажаю перед вами любящее, но истерзанное сердце? Ну ладно, я хотелвам вот что сказать, — Насмешливые огоньки снова исчезли из его глаз, илицо помрачнело, приняло сосредоточенное выражение. — Я хотел, чтобы вычто-то сделали с этой лошадью. Она упрямая, и губы у нее загрубели и стали какжелезо. Вы ведь устаете, когда правите ею, верно? Ну, а если она вздумаетпонести, вам ее ни за что не остановить. И если она вывернет вас в канаву, то ивы, и ваш младенец можете погибнуть. Так что либо доставайте для нее не оченьтяжелый мундштук, либо позвольте мне поменять ее на более спокойную лошадку сболее чувствительными губами.
Скарлетт подняла на него глаза, увидела его бесстрастное,гладко выбритое лицо, и все раздражение ее куда-то исчезло — как раньше исчезлосмущение оттого, что они заговорили об ее беременности. Он был так добр с нейнесколько минут назад, так старался рассеять ее смущение, когда ей казалось,что она вот-вот умрет со стыда. А сейчас он проявил еще большую доброту ивнимание, подумав о лошади. Волна благодарности затопила Скарлетт, и онавздохнула: «Ну, почему он не всегда такой?» — Да, мне трудно править этойлошадью, — покорно признала она. — Иногда у меня потом всю ночь рукиболят — так сильно приходится натягивать вожжи. Вы уж решите сами, как лучшебыть с ней, Ретт.
Глаза его озорно сверкнули.
— Это звучит так мило, так по-женски, миссис Кеннеди.Совсем не в вашей обычной повелительной манере. Значит, надо лишь по-настоящемувзяться, чтобы вы стали покорно гнуться, как лоза, в моих руках.
Гнев снова проснулся в ней, и она насупилась.
— На этот раз вы вылезете из моей двуколки, или я ударювас кнутом. Сама не знаю, что заставляет меня терпеть, почему я пытаюсь быть свами любезной. Вы невоспитанный человек. Безнравственный. Вы самый настоящий…Ну, хватит, вылезайте. Я это всерьез говорю.
Но когда он вылез из двуколки, отвязал свою лошадь и, стояна сумеречной дороге, с раздражающей усмешкой посмотрел на нее, она, ужеотъезжая, не выдержала и усмехнулась ему в ответ.
Да, он грубый, коварный, на него нельзя положиться:вкладываешь ему в руки тупой нож, а он в самый неожиданный момент вдругпревращается в острую бритву. И все-таки присутствие Ретта придает бодрости,как.., совсем как рюмка коньяку!
А Скарлетт за эти месяцы пристрастилась к коньяку. Когда онавечером возвращалась домой, промокшая под дождем, уставшая от млогочасовогосидения в двуколке, ее поддерживала лишь мысль о бутылке, спрятанной в верхнемящике бюро, которое она запирала на ключ от бдительного ока Мамушки. ДокторуМиду и в голову не пришло предупредить Скарлетт, что женщина в ее положении недолжна пить, ибо он даже представить себе не мог, что приличная женщина станетпить что-либо крепче виноградного вина. Разве что бокал шампанского на свадьбеили стаканчик горячего пунша при сильной простуде. Конечно, есть на светенесчастные женщины, которые пьют — к вечному позору своих семей, — какесть женщины ненормальные, или разведенные, или такие, которые наряду с миссСьюзен Б. Энтони[12] считают, что женщинам надо дать правоголоса. Но хотя доктор во многом не одобрял поведения Скарлетт, он никогда неподозревал, что она пьет.
Скарлетт же обнаружила, что рюмочка чистого коньяку передужином очень помогает, а потом всегда можно пожевать кофе или прополоскать ротодеколоном, чтобы отбить запах. И почему это люди так нетерпимо относятся кженщинам, которые любят выпить, тогда как мужчины могут напиваться — да инапиваются — до бесчувствия, стоит им захотеть?! Иной раз, когда Фрэнк храпел сней рядом, а от нее бежал сон и она ворочалась в постели, страшась бедности,опасаясь янки, тоскуя по Таре и страдая без Эшли, ей казалось, что она сошла быс ума, если бы не коньяк. А как только приятное знакомое тепло разливалось пожилам, все беды начинали отступать. После трех рюмочек она уже могла сказатьсебе: «Я подумаю об этом завтра — тогда легче будет во всем разобраться».
Но бывали ночи, когда даже с помощью коньяка Скарлетт неудавалось утишить боль в сердце, боль, куда более сильную, чем страх потерятьлесопилки, — неутолимую боль разлуки с Тарой. Порой Скарлетт становилосьневыносимо душно в этой полной чужаков Атланте, с ее шумом, новыми домами,узкими улицами, запруженными лошадьми и фургонами, толпами людей на тротуарах.Она любила Атланту, но.., ах, как ее тянуло к мирному покою и деревенской тишинеТары, к этим красным полям и темным соснам вокруг дома! Ах, вернуться бы вТару, как бы ни тяжело там было жить! Быть рядом с Эшли, хотя бы только видетьего, слышать звук его голоса, знать, что он ее любит! Каждое письмо от Мелани ссообщением, что все идет хорошо, каждая коротенькая записочка от Уилла сописаниями того, как они взрыхляют землю, сажают, растят хлопок, вызывало уСкарлетт новый прилив тоски по дому.
«Я уеду в июне. Тогда мне делать тут будет уже нечего. Уедудомой месяца на два», — подумала она, и сердце у нее подпрыгнуло отрадости. Она и в самом деле поехала домой в июне, но не так, как ей быхотелось, ибо в начале этого месяца от Уилла пришла коротенькая записка ссообщением, что умер Джералд.
Поезд сильно опаздывал, и на землю спускались неспешныесиние июньские сумерки, когда Скарлетт сошла на платформе в Джонсборо. В окнахнемногочисленных лавок и домов, уцелевших в городке, светились желтые огонькиламп. На главной улице то и дело попадались широкие пустыри между домами наместе разрушенных или сгоревших домов. Темные, молчаливые развалины спродырявленной снарядами крышей, с полуобрушенными стенами смотрели наСкарлетт. Возле деревянного навеса над лавкой Булларда было привязано несколькооседланных лошадей и мулов. Пыльная красная дорога тянулась пустынная,безжизненная; лишь из салуна в дальнем конце улицы отчетливо разносились втихом сумеречном воздухе выкрики да пьяный смех.
Станцию, сгоревшую во время войны, так и не отстроили — наместе ее стоял лишь деревянный навес, куда свободно проникали дождь и ветер.Скарлетт прошла под навес и села на пустой бочонок, явно поставленный здесьвместо скамьи Она внимательно всматривалась в конец улицы, надеясь увидетьУилла Бентина. Ему следовало бы уже быть здесь Не мог он не сообразить, что онасядет на первый же поезд, как только получит его записку о смерти Джералда.
Она выехала так поспешно, что в ее маленьком саквояже лежалилишь ночная сорочка да зубная щетка — даже смены белья она с собой не взяла.Скарл??тт задыхалась в узком черном платье, которое одолжила у миссис Мид, ибовремени на то, чтобы сшить себе траурный наряд, у нее не было А миссис Мидстала совсем худенькая, да и Скарлетт была беременна не первый месяц, так чтоплатье было ей узко. Несмотря на горе, вызванное смертью Джералда, Скарлетт незабывала заботиться о своей внешности и сейчас с отвращением оглядела своюраспухшую фигуру. Талия у нее совсем пропала, а лицо и щиколотки опухли. До сихпор ее не слишком занимал собственный вид, но сейчас, когда она черезкакой-нибудь час предстанет перед Эшли, это было ей совсем не безразлично.Несмотря на постигший ее тяжелый удар, Скарлетт приходила в ужас при одноймысли о том, что встретится с ним, когда под сердцем у нее — чужое дитя. Онаведь любит его, и этого нежеланный ребенок казался Скарлетт как бысвидетельством ее неверности Эшли Но хотя ей и неприятно было, что он увидит еетакой — раздавшейся, без талии, утратившей легкость походки, — встречи сним не избежать.