Змия в раю - Леопольд фон Захер-Мазох

При виде барина Квита с истошным криком выронила поднос, так что осколки разлетелись во все стороны и по половицам растекся желтый ручеек, Ендрух нашел убежище за пышными юбками Дамьянки, Адаминко сховался за печкой, а вот злосчастный Мотуш, совершив неуклюжее сальто-мортале, рухнул на пол и теперь сидел посреди горницы на осколках стекла, в желтой луже, — оцепенело уставившись на Менева, точно на привидение.

— Что же, твоя нога уже вылечилась? — спросил Менев, в котором все клокотало от бешенства.

— Как вы изволите видеть, еще не совсем, — пробормотал Мотуш, — поскольку я снова потерпел аварию.

— И Ендрух тоже опять здоров… — продолжал Менев.

— Уверяю вас, барин, — жалобно промямлил тот, — температура еще очень высокая.

— Ах вы, мерзавцы! Лодыри! Сучьи дети! — рассвирепел Менев. — Подать мне трость, я засеку вас до полусмерти!

И он точно пришиб бы их, если бы под рукой у него оказалась трость и если бы подоспевшая вовремя Зиновия не подхватила его и не увлекла прочь.

— Ну, погодите у меня, утром я вам устрою суд! — кричал он, пока она вытаскивала его из пекарни.

На следующее утро Менев, как инспектирующий генерал, прошелся по дому, на каждом шагу обнаруживая новые следы беспорядка и доказательства присвоения слугами хозяйского имущества. Но тут появилась Зиновия, положила руки ему на плечи и улыбнулась.

— Ты только не сердись так, — молвила она, — дело того не стоит. Позволь мне самой все уладить, я уравновешеннее тебя, меня эти прохиндеи из себя не выведут.

Она уговаривала и ласково убеждала его до тех пор, пока он не согласился поручить ей наказание провинившихся.

— Они получат по заслугам, — пообещала Зиновия, — можешь быть спокоен!

Когда она вошла в кухню, все грешники уже были в сборе и имели весьма удрученный вид. Ендрух тотчас бросился на колени и поклялся, что ни в чем не виноват, три служанки завыли терцетом. Зиновия расхохоталась.

— Собственно говоря, я должна отодрать вас всех как Сидоровых коз, — проговорила она, — таково желание барина. Однако на сей раз я хочу проявить милосердие.

— Да наградит вас Господь! — крикнул Тарас.

Физиономии заблудших овец просветлели.

— Делайте все, что вам заблагорассудится, — продолжала она, — но не будьте глупцами и не позволяйте, чтобы вас поймали с поличным!

— Мы все бараны, — признал Мотуш, ударяя себя кулаком по лбу.

— Главное — не попадаться, — повторила Зиновия. — Зарубите это себе на носу.

Теперь бедняга у меня в плену!

Я ему деспот, он — мой раб!

Г.А. Бюргер[62]

Свершив таким забавным манером суд, Зиновия послала Ендруха верхом в Хорпынь с коротенькой эпистолой к Каролу. Она написала: «Я приеду к тебе обедать и останусь до самого вечера. Твоя Зиновия».

Потом занялась туалетом. В Михайловке ощущалась духота надвигающейся грозы, поэтому она сочла за лучшее провести день вне дома. Кроме того, она руководствовалась соображением, что настало время подстраховаться. Ибо кто мог ей поручиться за то, что не разразится — уже очень скоро — катастрофа, которая вынудит ее покинуть Михайловское поместье? Втайне, правда, она еще надеялась добиться Сергея. Ну а если это не удастся? Что тогда? На всякий случай ей следует иметь в запасе Карола. Она хотела «приберечь» его, как копейку на черный день.

Был полдень, когда она прибыла в Хорпынь. Она сама правила лошадьми, рядом с ней в санях сидела Софья, а в ногах стоял большой короб.

Хорпыньская усадьба состояла из двух расположенных напротив друг друга строений: маленького закоптелого домика, в котором обитали еще прародители Карола, и небольшого дворца в греческом стиле, возведенного одним итальянским зодчим по эскизам самого Карола.

На крыльце этой архитектурной причуды Карол и дожидался Зиновии. Он радостно помог ей выбраться из саней и провел вверх по ступенькам в небольшой зал с колоннами — собственно вестибюль. Здесь по обе стороны стояли гипсовые изваяния олимпийских богов в натуральную величину, а напротив входа был алтарь с ларами и пенатами.

Четверо лакеев в древнегреческих одеяниях приветствовали вошедших, которые неторопливо проследовали через анфиладу комнат. Вся обстановка тоже была греческой или римской, поскольку Карол считал обе эпохи почти идентичными и безбожно их смешивал.

— Нет, — сказала Зиновия, — ты настоящий кудесник! Можно подумать, что находишься в возрожденных Помпеях.

Карол сиял.

— Недостает только прекрасной помпеянки, дочери Афродиты, которая обживет эти покои и будет в них править. Да-да, если бы ты захотела здесь жить, то Хорпынь превратилась бы в храм и киферийскую[63]рощу.

— Очень опрометчиво с твоей стороны, Карол! А если я приму приглашение?

— В таком случае я был бы счастливее Адониса, — быстро ответил он. — Но ты еще должна взглянуть на сад.

— Сейчас… в снег?

— Почему бы и нет, надень высокие сапоги.

— Они уже на мне, — сказала Зиновия и кокетливо приподняла подол шубы и платья, так что обнажились сафьяновые сапожки со складками.

— Тем паче! — воскликнул Карол. — А кроме того, я приказал расчистить дорожки.

Они прошли в сад, и Карол с нескрываемой гордостью показал Зиновии воздвигнутый там маленький греческий храм, в котором имелся алтарь с изображением Венеры. Затем — грот из туфа, с дерновой скамьей внутри и играющим на флейте каменным сатиром у входа; двух сфинксов и бассейн Нептуна, а также наяд и тритонов.

Когда они вернулись в дом, Карол предоставил прекрасной чаровнице одну из комнат под гардеробный кабинет, и, пока она с помощью Софьи переодевалась, он отдавал последние распоряжения к званому обеду. Потом — в сандалиях и тунике, в синей с золотой каймой накидке на плечах, увенчав голову цветочным венком — он с достоинством консула появился перед Зиновией, чтобы препроводить ее к столу. Она, улыбаясь, выступила ему навстречу в пурпуре олимпийских одежд и с золотой диадемой — точно сама Афродита.

— Тут я немного теряюсь, поскольку достоверно не знаю, — пробормотал он, — что предпочитали греки и римляне: вести женщину под руку или за руку.

Зиновия пожала плечами.

— Зато я достоверно знаю, что изрядно проголодалась.