Звание Баба-яга. Потомственная ведьма - Вера Чиркова

При воспоминании о клетке настроение чуть испортилось, но только чуть. Теперь я буду в сто раз осторожнее, торжественно обещаю себе. И постараюсь не оборачиваться в кошку в городах и деревнях, если таковые еще встретятся на нашем пути.

Все. Решено. Ну где ты там, гном? Иду выражать тебе свою горячую благодарность.

Поворачиваюсь на бок… и опа. А где же, хотелось бы мне знать, Кинна? Рядом со мной, свернувшись клубком, сладко посапывает Шомо, а вторая половина кровати давно остыла, я нарочно потрогала.

Натягиваю спортивный костюм – кто это, интересно, меня раздевал, очень надеюсь, что все же не Атаний, а ведьмочка. Потом переползаю через Шомо и осторожно приподнимаю крышку самолетки.

Разгорающийся костер замечаю почти сразу, а одновременно с ним – и две доверительно беседующие фигуры, сидящие бок о бок на поваленном бревне.

Никогда раньше не испытывала я такой острой, тянущей боли. Сердце свело в груди в сплошь израненный, кровоточащий комок, руки затряслись от горькой обиды, на глаза навернулись жгучие непрошеные слезы.

– Ты уже проснулась? – Откуда-то сбоку шагнул к метелке хмурый, как ноябрьское небо, Атаний, стараясь не смотреть ни мне в лицо, ни на воркующую у костра парочку.

– Нет! – почти истерично выкрикнула я шипящим шепотом, сваливаясь назад на свою подушку, и захлопнула крышку самолетки.

Нет, ну надо же быть такой дурой. Сколько еще раз мне придется разбивать нос на одном и том же месте?

Вот сколько раз я уже зарекалась верить этим мужикам, хоть нашим, хоть местным. Хотя местные и не мужики вовсе, а гномы, да еще и лесные, но все они одним миром мазаны. Только я поверила… нет, только я разрешила себе поверить… что он и в самом деле испытывает ко мне какие-то особые чувства, кроме глупых матримониальных планов…

«Да не ври хоть наедине с собой! – вытирая ручьем катящиеся слезы, мысленно прикрикнула на себя. – Он тебе еще с первого взгляда понравился, еще когда сидел там, на кухне Атания, спокойно уписывая за обе щеки куски мяса». И был немного усталый, но весь такой надежный и уверенный в себе, что я сразу поняла: если не буду вовсю сопротивляться своему влечению, то пропаду ни за грош.

Вот и пропала, а он на поверку оказался обычным бабником. Не успел появиться, как сразу запал на новую юбку. И она тоже хороша, то Атанию улыбалась, как нанятая, а тут сразу на новенького набросилась.

А он и доволен… у-у-у, гад. Я горько всхлипнула и снова уткнулась в подушку.

– Не плачь, – сонно буркнул Шомо и своей крошечной ручкой погладил меня по спутанным волосам.

– Маленький мой. Лапотусик. Ты один меня жалеешь, все остальные просто предатели, – горестно бормотала я между всхлипываниями, тиская терпеливо сносящего это издевательство фейри, как мохнатую игрушку.

Ну вот зачем он возвращался? Чтобы доставить мне новые страдания? Только начала… нет, не забывать, чтобы забыть, требуется намного больше времени и усилий, и то останется застарелая, как незалеченный шрам, боль. Только начала привыкать к мысли, что никогда больше не увижу ни зеленых внимательных глаз, ни гривы русых, в прозелень, волос, ни широких, надежных плеч.

Да помню я, что настоящая Бабка-ёжка не должна так себя вести из-за какого-то индивидуума мужского пола, прекрасно помню. Вот только поделать с собой ничего не могу, во всяком случае, сейчас.

– Вия, ты завтракать идешь? – осторожно приоткрыв иллюминатор, спросил Атаний.

– Нет, – сердито буркнула я.

Не до завтраков мне. Тем более в такой компании. Я теперь хочу либо просто умереть на месте, и прикопайте меня под самым паршивым кустиком, либо тихо смыться от всех подальше.

А что, это идея.

Я лихорадочно переложила Шомо вперед, сдвинула на место заднее сиденье и с трудом достала увесистый мешок с продуктами. Интересно, откуда у нас столько?

Но теперь уже не важно, откуда, лично мне ничего не нужно. Пусть кушают на здоровье. Приоткрыла крышку, вытолкнула мешок наружу и таким резким рывком подняла самолетку вверх, что меня даже отбросило назад.

Испуганно взвизгнул Шомо, которого кинуло на меня, накрыв сверху покрывалами и придавив подушками.

Тихо ругаясь сквозь зубы, яростно выкарабкиваюсь из-под постели, крепко прижимая к себе фейри и заставляя метелку все увеличивать и увеличивать скорость.

Посвистывает за иллюминаторами встречный воздух, пролетает мимо розовыми фламинго пух курчавых облаков, а мне все кажется, будто стоит обернуться, и я снова увижу изумленные зеленые глаза и медленно таящую на полуоткрытых губах лживую улыбку.

Часа через полтора у меня не осталось ни сил, ни слез. Боль в груди не стала меньше, просто перешла из разряда внезапной в ранг привычной. Я обессиленно и безразлично лежала ничком на заднем сиденье в окружении смятых покрывал и подушек, а на моей голове уютно устроился Шомо, успокаивающе копаясь маленькими пальчиками в волосах. Словно догадываясь, как мне сейчас плохо.

Эх, малыш мой пушистый. Только ты и способен меня понять и пожалеть, не требуя ничего взамен.

– Хочу есть, – дернув меня за ухо, сообщил фейри.

Ну вот и сглазила. Теперь нужно думать, чем его накормить. Кстати, несмотря на страдания, я бы тоже что-нибудь перехватила, такого… утешающего. Типа фисташкового мороженого со свежими вафлями и горячим кофе. Можно еще кусок шоколадного торта добавить.

«Нет, лучше себя такими фантазиями не дразнить», – вздыхаю, приказав самолетке приземляться, или как там называется этот мир?

Тезар? Значит, притезариваться. Звучит, конечно, прикольно, зато правильно по сути.

Вот и подходящее местечко подыскалось: чистая речушка, пустынная песчаная отмель и кустики сразу за ней. Необходимый атрибут каждой стоянки, как же без кустиков-то? Хотя я теперь вроде как одна, да вот Шомо не ко времени себя мальчиком осознал.

Спустившись ниже к облюбованной отмели, понимаю – кустики вблизи значительно крупнее, чем виделись сверху, да и местечко оказалось не таким уж пустынным. Приоткрыв иллюминатор, высунула в него голову и попыталась понять, что же такое тут творится.

А что действительно что-то происходит, понятно по качающимся вовсе не от ветра кустам, лязгу железа и странным выкрикам. Нет, тут явно не пикник и не ролевики развлекаются, а настоящий бой.

Ну и зачем он мне, скажите на милость, нужен? У меня в своей жизни сплошные бои, и реальные, и моральные. С противниками и с собой, зачем мне еще в чужой ввязываться?

И пока я так рассуждаю, самолетку, мороком прикрытую, потихоньку поближе подвожу, чтобы понять, кого бьют, хороших или плохих.

Как я это пойму?

А вот и сама пока не знаю, но уж попытаюсь как-нибудь. Хотя, если по уму, то лететь мне отсюда надо и не оглядываться. Чужой мир, чужие войны…

Вот только не так мы, Бабки-ёжки, устроены, чтобы равнодушно мимо какой-нибудь разборки пройти. Или пролететь. Нам всегда нужно в самую гущу влезть, во всем разобраться и обязательно помочь тем, кого мы сочтем правыми.