Дорога на Дамаск - Линда Эванс

— Давай выключим, — с содроганием простонала Кафари.

— Нет, — глухим, совершенно чужим голосом сказал Саймон. — Надо досмотреть это страшное зрелище до конца.

— Зачем? — тут же спросила Кафари.

Увидев, как посмотрел на нее Саймон, она сразу вспомнила то, как он стоял перед депутатами Объединенного законодательного собрания и излагал им всю страшную правду. Муж никогда еще не смотрел на нее так, и Кафари стало не по себе.

— Затем, что мы должны понять, как именно это было сделано и чего нам теперь от них ждать, — негромко проговорил Саймон, махнув рукой в сторону экрана, и добавил:

— Ведь это только начало.

— Откуда ты знаешь? — Задав дрожащим голосом этот вопрос, Кафари сразу поняла, что боится услышать ответ, а муж по-прежнему сверлил ее горящими глазами.

— Ты читала что-нибудь по истории Прародины-Земли?

— Кое-что да, — нахмурившись, ответила Кафари.

— А по истории России?

— Совсем мало, — еще больше нахмурившись, сказала Кафари. — Я изучала русское искусство и русскую музыку, потому что они прекрасны, но на историю мне почти не хватило времени.

— История России, — медленно сказал Саймон, — это сплошное предупреждение о том, к чему могут привести страну алчность и продажность политиков, невежество народа, его безжалостная эксплуатация и зверства ничем не ограниченной власти. Мои предки были большие мастера доводить свою страну до такого состояния, что потом ей требовалось не одно столетие, чтобы прийти в себя. За каких-то двадцать лет бывшая Российская империя утратила политическую свободу и благосостояние, которыми не уступала большинству современных ей наций, и попала в лапы правящей клики, умышленно истребившей двадцать миллионов своих сограждан, включая женщин и детей.

Кафари оторопела. Конечно, на прародине всего человечества дела не всегда шли гладко, но уничтожить двадцать миллионов человек за каких-то двадцать лет! Саймон ткнул пальцем в экран, на котором кандидаты ДЖАБ’ы одерживали победы в одном избирательном округе за другим.

— Глядя на этих людей, мне становится страшно. А ведь я ничем не могу им помешать!

С этими словами он вышел из комнаты. Вскоре хлопнула задняя дверь дома. Кафари неуклюже проковыляла к окну. В лунном свете она увидела фигуру мужа, шагавшего к «Блудному Сыну». Кафари вцепилась рукой в занавеску и поняла, что вся дрожит, только почувствовав, как трясется карниз. Она не знала, что делать. Броситься к Саймону сейчас она не могла, но и оставаться одной ей было страшно. Она боялась нависшей над ней таинственной угрозы, суть которой так еще и не поняла, несмотря на очевидное массовое помешательство изрядной части населения родной планеты.

Кафари собралась было позвонить родителям, чтобы успокоиться, услышав их родные добрые голоса, когда лампочки в доме моргнули и потускнели, а с улицы донесся звук, от которого у нее на голове зашевелились волосы. Где-то там, в темноте, у ее хрупкого опустевшего домика приводил в полную боевую готовность все свои системы сухопутный линкор. Кафари помнила этот звук, впервые услышанный ею, когда она, обдирая в кровь пальцы, карабкалась вместе с Абрахамом Ленданом по окутанной дымом скале. К своему ужасу, Кафари понимала, что у Саймона не могло быть иных причин заводить линкор, кроме тех, при мысли о которых она тряслась как осиновый лист.

Тряслась ее рука, трясся живот, который она пыталась прикрыть ею, трясся еще не родившийся ребенок внутри живота. Чем же защитить свою дочку от надвигающейся угрозы?! Кафари понимала, что в этот бой Саймон отправится один. Теперь на Джефферсоне не было честного и мужественного президента, на помощь которому могла бы броситься Кафари, перед закрытыми глазами которой плыли только грозовые тучи, в какую бы сторону горизонта она ни повернулась.

С чем сравнить одиночество жены командира сухопутного линкора!

I

Не прошло и двенадцати секунд с того момента, как Саймон спустился в мой командный отсек, как от него поступила команда прийти в состояние полной боеготовности. Заработали отделы моего мозга, применяемые только в сражении. Я встрепенулся и ожил, чувствуя, как просыпаются все мои системы. Теперь я готов к бою. Мои мысли стали такими же четкими и ясными, как во время последней схватки с яваками.

— У нас проблемы, Сынок, — сказал Саймон.

Он назвал меня по имени, как всегда бывало в моменты эмоциональных потрясений. Я немедленно изучил окрестности базы и связался со всеми удаленными разведывательными системами, включая четыре спутника, запущенных с Джефферсона тогда, когда Саймон заставил Объединенное законодательное собрание этой планеты проголосовать за выделение средств на их постройку. В звездной системе нет признаков противника. От Кибернетической бригады не поступает никаких сообщений. Мне не понятно, зачем мне готовиться к бою.

— Какие проблемы? — спрашиваю я, стараясь разобраться в ситуации.

— Изучи-ка результаты сегодняшних выборов! Попробуй найти в действиях ДЖАБ’ы что-нибудь, являющееся на Джефферсоне нарушением закона о выборах.

— На это потребуется время. Придется проанализировать миллионы фактов.

— Естественно… Я подожду. Мне все равно больше нечего делать.

Я приступаю к выполнению задания. Саймон включает электронный бортовой журнал, вносит в него свои впечатления, гипотезы, определяет возможные направления расследования. Я принимаю к сведению его соображения, учитывая их в ходе анализа. Я научился понимать человеческую психологию главным образом благодаря постоянному сопоставлению своего собственного видения известных мне фактов со взглядами, мнениями и решениями моего командира. По его приказу я непрерывно следил за ходом выборов, результаты которых могут сильно повлиять на ход выполнения моей основной задачи. А она заключается в том, чтобы неутомимо искать источники угрозы безопасности и стабильности Джефферсона.

Электронные бюллетени с голосами джефферсонских военнослужащих прибыли по военно-космическим каналам ускоренной межзвездной связи, за которыми я постоянно наблюдаю. Я изучаю развитие обстановки на разных фронтах войны и пытаюсь определить, откуда может возникнуть угроза. В момент передачи голосов в потоке данных не было обнаружено никаких признаков отклонений от нормы. Из моего ангара мне нелегко проникнуть в компьютерную систему Центральной избирательной комиссии, но я все-таки способен ее прощупать. Мне кажется, что с ней все в порядке.

Изучив конституцию Джефферсона, я узнал, что протесты, касающиеся нарушений во время выборов, на этой планете можно подавать в течение трех суток с момента закрытия последнего избирательного участка. Таким образом, у Саймона есть семьдесят один час и тридцать девять минут на то, чтобы найти доказательства нарушений в ходе выборов и передать их проигравшей политической партии, которая должна сама обратиться с ними в Центральную избирательную комиссию. Эти доказательства подлежат проверке в Верховном Суде, имеющем право привлекать для их изучения компетентных специалистов.