Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни - Олег Цендровский

Все это иерархические пирамиды, в которых возможно движение вверх и вниз. Можно стать образованнее, богаче, привлекательнее, можно упасть в мнении одних и подняться в чьём-то другом. Очевидно, что их невероятно много, и важность для жизни конкретных мини-игр внутри Большой игры совсем неодинакова. Мозг же привык лишь к одной иерархии, к единой и тотальной, к тому, что статус значим всегда, потому с таким трудом и скрипом замечает различия между ними.

При виде очередной статусной пирамиды периодически срабатывает машинальный рефлекс: нам хочется забраться повыше, даже если это не имеет никакого смысла. Нас заботят мнения, которые заботить не должны, заботят заработанные и утраченные очки в каких-то совсем неважных, неинтересных и даже не наших играх. В особенности это касается наиболее масштабных и разрекламированных в обществе иерархий, таких как социально-экономическая. В них человек кидается уж совсем без оглядки, инстинктивно приравнивая популярность к ценности.

С глазами, застланными статусными играми, очень трудно осознать, что действительно ключевые для жизни компоненты – счастье, продуктивность и смысл – находятся по отношению к абсолютному большинству из них в совершенно параллельном измерении. Борьба на этих фронтах ведется ни за что, и даже победы оборачиваются поражениями. Двигаясь вверх в инсталлированных в его мозге играх, индивид трагически соскальзывает вниз по всем тем параметрам, ради которых имело бы смысл эти игры затевать, и цель подменяется средством. Лишь сознательное усилие в состоянии вытащить из этих затягивающих нас воронок, и хотя мы практически не способны не желать движения вверх в каких-нибудь социальных системах координат, мы вполне можем осмотрительно выбирать, в каких именно.

Подчинение власти и авторитету

В природных сообществах иерархия одна, она предельно важна, и если в ней не подчиняться тем, кто выше, это, как правило, имеет крайне неприятные последствия. Более того, подчинение детенышей родителям и вышестоящим в целом есть неотъемлемая часть обучения, без которого жизнь сложных существ немыслима.

Когда ребенок, еще ничего не знающий о мире, не принимает на веру то, что нельзя есть эти аппетитно выглядящие ягоды, подходить к краю обрыва или дразнить ядовитых змей, его жизнь оказывается очень короткой. Он должен следовать инструкциям взрослых, иначе не сможет ничему научиться. Эта вшитая в каждого из нас склонность к подчинению авторитету есть вторая опасная часть эволюционного наследства homo sapiens, связанная с Большой игрой. Мы имеем обыкновение наделять людей, высоко стоящих в той или иной ценимой нами иерархии, намного большей компетентностью, чем они обладают, и идти у них на поводу с куда большей охотой, чем это разумно.

Как и всегда в таких случаях, подчинение авторитету имеет мощную поддержку в виде меняющих состояние психики веществ. К примеру, всякий раз, когда корова сталкивается с той, которой она проиграла в раунде боданий, у нее падает уровень серотонина: она чувствует тревогу, упадок «уверенности в себе» и покорность. Поэтому она уступает. Напротив, когда доминантная корова встречает подчиненную, ее серотонин возрастает – с противоположными эффектами. Нечто похожее случается и в человеческих взаимоотношениях, с учетом стократ большей пластичности наших иерархий и перекрестной работы еще десятка систем, от тестостерона до сигналов миндалины и гипоталамуса.

Масштабы этого явления были красочно обрисованы в двух известных экспериментах, которые за последние полстолетия неоднократно повторялись и подтверждались. Первый был проведен в 1966 г. психиатром Чарльзом Хофлингом, поставившим перед собой задачу определить меру безоговорочного подчинения медсестер решениям врачей. В условиях действующей больницы медсёстрам поступал звонок от незнакомого врача. Он представлялся выдуманным именем и давал распоряжение ввести пациенту 20 мг несуществующего лекарства под названием «Астротен», а бумаги, мол, он подпишет позднее. Медсестра открывает шкафчик – и действительно, там обнаруживается эта не виденная никогда ранее бутылочка. На этикетке отчетливо значится: максимальная суточная доза – 10 мг. Как же поступить?

По всем больничным инструкциям медсёстрам запрещается выполнять распоряжения незнакомых врачей и тем более выданные по телефону. Запрещается вводить лекарства, отсутствующие в утвержденном больницей реестре, и превышать в два раза их дозировку; запрещается проводить процедуры без подписи врача на документе. Тем не менее 95 % (21 из 22 медсестёр) по итогам телефонного звонка от незнакомца отправились вводить пациенту неизвестный препарат в двойной дозировке.

Но это, как говорится, только цветочки. Самую известную иллюстрацию феномена слепого подчинения мы находим в классическом эксперименте, который провел Стэнли Милгрэм из Йельского университета в 1962 г. Одной из главных руководивших им целей был ответ на вопрос, почему миллионы немцев, граждан самой образованной и культурной страны западного мира в середине XX в., оказались способны на акты зверского насилия.

Участникам эксперимента, найденным по объявлению, сообщалось, что исследователи хотят выяснить, как негативное подкрепление (наказание) влияет на запоминание информации. Каждый испытуемый знакомился с контролером эксперимента («мистером Уильямсом») и другим участником. Затем между ними проводилась жеребьевка, кому достанется роль «учителя», а кому – «ученика». Второй испытуемый являлся подставным лицом, нанятым актером, и ему всегда отводилась роль ученика. Он должен был находиться в смежной комнатке и запоминать диктуемые учителем словесные пары, после чего нажимать на одну из четырёх кнопок для контроля правильности. Руки ученика были привязаны к столу ремнями и подключены к электродам, проводившим разряды от шокового генератора. Ролью учителя (настоящего испытуемого) было отслеживать верность ответов и в случае ошибки давать из другой комнаты шоковый разряд ученику. Мощность разряда должна была повышаться с каждой ошибкой на один пункт.

Шоковый генератор в комнате, где находились учитель с экспериментатором, имел разброс от 15 до 450 вольт с шагом в 15 вольт и снабжён следующими маркировками внизу: небольшой шок (15–75 вольт) – умеренный шок (75–135 вольт) – сильный шок (135–195 вольт) – очень сильный шок (195–255 вольт) – интенсивный шок (255–315) – крайне интенсивный шок (315–375) – опасно: серьёзное поражение (375–435) – без маркировки (435–450).

Комнаты ученика и учителя были соединены интеркомом – устройством внутренней связи, благодаря которому учитель мог слышать реакцию ученика на удары электричеством. Перед началом эксперимента ученик сообщал, что у него проблемы с сердцем и он надеется, что это не опасно для здоровья, в чем его затем заверял «мистер Уильямс». Далее, учителю давали испытать небольшой удар током в 45 вольт на себе, чтобы он представлял меру испытываемых учеником болевых ощущений. Участники определяли удар в 45 вольт как ощутимо неприятный.

В ходе эксперимента ученик-актер намеренно делал довольно много ошибок, и учитель был вынужден с каждой ошибкой давать ему, как он полагал, разряд все возрастающей мощности (в действительности, никаких ударов ученик, разумеется, не получал). При ударе в 75 вольт ученик имитировал небольшой вскрик боли. Начиная с разряда в 150 вольт, ученик рассержено просил остановить эксперимент различными заранее заготовленными репликами.