Место, где все заканчивается - Антон Грановский

– Что?!

– Хант – маньяк и убийца, – четко проговорила Маша. – Вы должны это знать! Будьте с ним поосторожнее.

Еще несколько секунд участковый с мрачной растерянностью смотрел на Машу. Захлопнул дверцу, повернулся и молча зашагал к щитовому домику.

Маша так и не поняла, поверил ли он ей. Но этот полицейский произвел на нее впечатление стреляного воробья, в руке у него все еще был зажат пистолет, значит, он надежно защищен от любых неожиданностей.

Любимова с досадой подумала о том, что надо было попросить у старлея телефон. Теперь оставалось только ждать. Она откинулась на спинку сиденья и попыталась расслабиться, чтобы дать отдых ноющим мышцам. Спина участкового маячила в отдалении, он уже подошел к дому и теперь замедлил шаг и вскинул пистолет на изготовку.

Молодец, все правильно делает.

«Давай, старлей, давай! – мысленно подбодрила его Маша, чувствуя, как ее вновь охватывает волнение. – Возьми этого гада! Только будь осторожен! Прошу тебя, будь осторожен!»

Участковый открыл дверь щитового домика, скользнул внутрь и исчез из виду. Как только он скрылся, собаки поднялись на лапы и рысцой затрусили к полицейской машине, в которой сидела Маша.

Остановившись в нескольких шагах от «жигуленка», кавказец и палевая овчарка уселись на землю и уставились на Машу мерцающими злыми глазами.

Шло время. Сумерки сгущались. Маше показалось, что прошла целая вечность, но вдруг она заметила какое-то движение – там, за распахнутой дверью щитового домика. Секунду или две ничего не происходило, а потом она увидела участкового. Он вышел из дома и остановился в дверях. Выглядел он немного странно – какой-то обмякший, усталый.

Маша приоткрыла дверцу машины, но собаки тут же вскочили на лапы и зарычали. Она захлопнула дверцу и вновь уставилась на дом. Старлей продолжал стоять в дверях, чуть покачиваясь (как показалось Маше), а потом произошло нечто странное. Участковый выдвинулся из двери – резко, всем телом, но ноги его при этом не шевельнулись, словно он просто выплыл из дверного проема, едва касаясь ботинками дощатого пола.

У Маши пересохло во рту от ужаса, когда она поняла, что происходит. А в следующую секунду ее мрачная догадка подтвердилась. Хант швырнул тело участкового с крыльца, как большую куклу, и начал спускаться по ступенькам, глядя на полицейскую машину, в которой сидела Маша.

– Черт! – воскликнула она с ужасом и досадой. – Черт! Черт! Черт!

Маша быстро пересела на водительское кресло, машинально протянула руку к замку зажигания, но пальцы ее схватили пустоту. Она быстро проверила бардачок, посмотрела за щитками – ключа нигде не было.

Хант шел к машине широкими ровными шагами. Рубашка его была разорвана на рукавах и животе. Огромные мускулистые руки по-обезьяньи спускались вдоль короткого мощного тела, почти касаясь земли. Взгляд глубоко посаженных глаз был устремлен на Машу.

В тот давний вечер Хант решил выбраться к воде. Он не видел реку или озеро уже несколько лет. А моря не видел никогда. Порою Ханту снилось, что он стоит на берегу моря и смотрит на серебро воды – и там, во сне, его посещало чувство абсолютной свободы. Никаких людей, никаких машин, никого, с кем нужно общаться или кого стоит опасаться, – только серо-голубая безбрежная пелена воды, уходящая вдаль до самого горизонта.

Хант долго прикидывал в голове, выбирая безопасное место, и в конце концов решил остановить свой фургон возле небольшого озерца, называемого Черным. Дело было вечером, в воскресенье, и солнце вот-вот должно было закатиться за горизонт. Туристы в это время обычно разъезжаются, так что Хант рассчитывал оказаться на берегу озера в блаженном одиночестве.

Рассчитывал, но не удалось. Едва он выбрался из фургона и подошел к воде, как из кустов орешника выбрались два подвыпивших парня.

– О, гляди-ка! – заорал один, указывая на Ханта бутылкой с пивом. – Обезьяна!

– Горбун! – крикнул второй и загоготал. – Эй, урод, хочешь с нами выпить?

Хант повернулся и хотел уйти, но дорогу ему преградили еще два парня. Оба были рослые и крепкие, в черных куртках, коротко стриженные, с наглыми физиономиями.

– Куда собрался, обезьяна? – грубо спросил один.

– Мы над тобой еще опыты не провели, – весело проговорил второй.

Хант устремился было в другую сторону, но за спиной у него уже стояли те два парня, что выбрались из зарослей орешника первыми. Ухмыляясь, парни окружили его. Один из них залпом допил пиво, швырнул бутылку в озеро и достал из кармана кастет. Еще один поднял с земли палку.

Хант почувствовал, как в душе у него проснулся старинный страх, тот самый страх, который он испытывал в детстве, когда мальчишки обзывали его «карликом» и швыряли ему вслед камни, целясь в голову или в спину. И тогда он сделал то, что делал в детстве, когда обидчики окружали его и он понимал, что бежать больше некуда и придется терпеть боль и унижения, – сел на землю и закрыл голову руками.

И вдруг ровный спокойный голос проговорил:

– Оставьте его в покое.

Голос прозвучал холодно и веско. Так мог говорить с хулиганами только тот, кто умеет отвечать за свои слова. Хант приподнял голову и посмотрел туда, откуда прозвучал голос. Он увидел высокого худощавого мужчину лет сорока, одетого в длинное пальто.

Парни тоже уставились на незваного гостя.

– Тебе чего надо, турист? – развязно спросил один.

– Мне надо, чтобы вы оставили этого человека в покое и свалили отсюда – чем быстрее, тем лучше, – проговорил незнакомец своим веским голосом.

Хулиганы переглянулись. Они явно пребывали в растерянности. Но тут один из них поднял палку и, злобно ухмыльнувшись, сказал:

– Считай, что ты попал, чувак!

Еще двое достали из карманов ножи и щелкнули выкидными лезвиями.

Незнакомец не убежал. Он поступил странно и страшно – поднял к лицу руки, зацепил большими пальцами края подбородка, а затем одним резким движением задрал лицо на лоб, как задирают лыжную шапку.

Один из парней вскрикнул, еще один хрипло вздохнул, еще один простонал дрожащим голосом: «Мертве-ец!»

А потом все четверо развернулись и, не сговариваясь, кинулись прочь. Незнакомец вернул лицо на место, посмотрел на Ханта и спросил:

– Как ты, друг?

У Ханта пересохло во рту, но совсем не от страха – за свою жизнь ему приходилось видеть вещи пострашнее, чем то, что было у незнакомца под маской.

«Друг». Так Ханта никто никогда не называл. Друг! Хант и представить себе не мог, что кто-нибудь когда-нибудь скажет ему это!

– Друг, ты меня слышишь? – Незнакомец двинулся с места и неторопливо подошел к горбуну. – Ты в порядке?

– Да… – еле слышно проскрежетал Хант.