Последнее целование. Человек как традиция - Владимир Кутырев

Стихийно такого рода факты порождаются самой практикой. Наиболее наглядно – в военной области. Там развертываются целые новые производства по уничтожению средств и продуктов производства. Разоружением, конверсией заняты миллионы людей, в них вкладываются миллиардные капиталы. Деятельность по разоружению становится постоянным занятием и забот по уничтожению ядерного, химического, биологического оружия, не говоря об «обыкновенном», хватит на долгие годы. К тому времени устареют, потребуют смены те новейшие виды оружия, особенно космического, которые сейчас параллельно разрабатываются. В атомной промышленности, которую в плане опасности можно относить к военному ведомству, ликвидация радиоактивных отходов и сооружений становится задачей № 1 (№ 2 – их создание). «Ликвидатор» будет, по-видимому, почетнейшей профессией XXI века.

Те же тенденции в гражданской сфере: в Нью-Йорке взрывают, пускают под бульдозер вполне пригодныедля жизни дома в 10–12 этажей, чтобы на их месте построить небоскребы. Это считается рациональным, потому что небоскребы более комфортабельны, занимают меньше места, а кроме того открываются дополнительные возможности для деятельности архитекторов, строителей, появляются рабочие места для сотен тысяч трудящихся. Реконструкция в российских городах улиц, особенно «хрущевок» относится к тому же роду активности. Известно, что современные технологии устаревают через 3–7 лет. С аналогичной скоростью целесообразно оборачивать и основанные на них производства, строя новые предприятия. В принципе можно сносить целые города, агломерации. И возводить другие, но на прежнем месте. Главное – использовать искусственное как сырье – оно не должно оставаться в отходах, и создавать новое на использованных территориях – они не должны оставаться загрязненными. Мир стал абсурдным. Абсурд надо погашать абсурдом.

Также и в сфере идеального. Способность отторгать, забывать информацию, сохраняя хотя бы островки непознанного, непосредственность и наивность, спонтанность и невежество становится условием здорового развития человека. Тайна – корень индивидуальности. Множество видов информации, книг, картин, фильмов заслуживают уничтожения как повторяющиеся или прямо опасные в своем количестве. Нужно сохранять, отправляя в архив, только их представительские экземпляры. Важно вовремя подвергать умертвлению, «самостиранию» различные теоретические системы и концепции. Контркультурное движение, неомистизм, традиционализм и прочий «постпостмодернизм» не зря возникли в самих перенасыщенных искусственным странах – во Франции, в Европе. Но истребление культуры, борьба с образованием и рациональностью, наукой и техникой не должны быть варварскими – здесь нужно понимание. Чтобы творчество разрушения не превратилось в разрушение творчества, прежде всего живого.

Искусственное, как и природа, должно непрерывно пре-вращаться, для чего и нужна имитация жизни в полном объеме, включая смерть. Это циклизм, но существующий не в идеях, а на деле. Благодаря этому перед человечеством открывается огромное поле деятельности по переделке сделанного. Потом новая переделка. В принципе до бесконечности, однако, это процесс внутреннего, а не дурного развития. Таким образом, люди решают самую трудную проблему супериндустриальной постмодернистской цивилизации – занять себя, ослабить удушающую хватку технокультуры, накопленных средств, знаний и богатства, которую они набрасывают на жизнь, чувственность, любовь и естественное мышление. Материальное и информационное производства приобретают собственную цель, автономное дыхание, а деятельность – новые каналы реализации, которые примут в себя ее напор, что особенно значимо в случаях, когда она непосредственно угрожает жизни. Давно существует искусство для искусства, появляется наука для науки, пора культивировать деятельность ради деятельности. Новации ради новаций, без их воплощения в действительность. Без инноваций. Культивировать Игру, которая позволила бы человеку встать рядом с ней. Над ней.

Вопросы бытия не решаются одними запретами. Не решаются они и попустительством. Знание где подтянуть, а где ослабить, когда «собирать или разбрасывать камни» – это важнейшая методологическая предпосылка коэволюции Человеческого и Иного как стратегии жизни в обстановке абиотической экспансии искусственного. Однако те или иные способы выживания могут быть реализованы, если кроме знания и понимания узким кругом озабоченных специалистов и экологов они будут поддерживаться основной массой людей. Они должны быть воплощены в определенные организационные формы. Нужно общество, которое бы их «принимало», соответствующее образование и воспитание населения. В том числе и в плане понимания необходимости обновления жизни как условия ее продолжения. Нужна диффамация, разоблачение, ограничение идеи технобессмертия как порождения неглубоких, поверхностных, «подростковых» умов. Нужна экология смерти.

Бессмертие как предельная обобщающая ценность в иерархии благ, которые проистекают из «усовершенствования людей» является главным прельщением и прикрытием трагизма их начавшегося технического перерождения. Но даже если отвлечься от факта, что жизнь существует через смерть, а вид через смену индивидов (More creator vitae est), согласившись с возможностью бессмертия, мы сразу сталкиваемся с тем, что это будет сущностно другое существо, или «вещество-техщество». Другой природы. Без души, без наших надежд, страхов, радостей и смыслов, у него будет иное отношение к своему Я, да и что такое Я, которое существует вне времени? Оно и мыслить будет совершенно по-другому, или субъектного сознания не будет вообще. Это полная потеря идентичности Homo vitae sapiens и его превращение в роботообразное, у которого ничего человеческого не останется. Если это «жизнь в Сетях», то для нее не нужно ни размножение, ни пища, ни воздух. Эмоции, «привычки жизни» ему не нужны, потребностей, чувств и влечений у него нет. Говорят, что он будет их «помнить». Но зачем, где мотивы их иметь и сколько будут помнить, даже если захотят? Тогда зачем маскироваться под человека, к тому же ограниченного по способностям к мышлению и вычислению, или по количеству рук, ног, а может быть колес. Это «оно» будет стремительно (у)совершенствоваться вслед за сменами технологий, поколение за поколением уходя в техно-нано-виртуально-космическую даль. В дурную цепь перемен, не зная на чем остановиться. Все разговоры, идеи и проекты бессмертия при намерении сохранить этого, данного «нас-человека» – пустая благо(зло)намеренная демагогия, предназначенная для самообмана и обмана насчет положения, в котором мы в настоящее время находимся и куда идем. Миф бессмертия – самый великий и страшный миф нашего времени. Потому что, поставленный на практико-техническую почву, он, в отличие от жизнеутверждающих мифов старых веков, превратился в смертоносный. Смертельный!

«Нет, будущее оставляет мало надежд для тех, кто ожидает, что новые механические рабы создадут для нас мир, в котором мы будем освобождены мыслить, – писал на заре Великой Информационной Революции ее великий основатель и творец будущих роботов Норберт Винер. – Помочь они нам могут, но при условии, что наши честь и разум будут удовлетворять требованиям самой высокой морали»[107]. Как видим, осуществляется, и даже больше, намного, невообразимо больше того, что он предвидел в плане техники, и совершенно наивной утопией предстают его надежды на «нашу честь и разум», которых, если идти в русле main streem прогрессивной идеологии, люди почти лишились. И радуются этому, мечтая лишиться окончательно. Отстаивают «честь и разум» те, кто вне прогрессистского инновационно-технического движения, все еще остающаяся в здравом уме некоторая часть ученых и людей культуры, обыватели отсталых стран, гуманисты, маргиналы и консерваторы. Надолго ли их хватит перед фактом скорости, с какой на лик человечества наползает, покрывая его, смертельная маска бессмертия?