(не) твоя тайна, или Разбуди мою страсть - Вероника Касс

— Больно же.

Поднял ее на руки и понес к кровати.

— Мне тоже больно, Самойлов, мне тоже больно. Отпусти, — завизжала жена, когда поняла, куда я несу ее.

— Никогда, Вик, я же люблю тебя.

Вика расслабилась, и я почти поверил в то, что добился того, чего хотел, пробился через всю ее броню, но тут белочка ударила меня в голень пяткой. От неожиданности я расслабил ладони, и Вика сразу же вырвалась и побежала на выход из кабинета.

Неужели она думала, что я ее не догоню?

Неужели она думала, что я ее не догоню?

Схватил ее за руку, потянул на себя. Другой рукой смел все, что лежало на столе, и усадил туда свою добычу.

— Ты настоящая фурия, — проговорил в шею Вики и продолжил ее целовать.

Белочка опять сдалась, и я даже предположить не брался, очередная ли это уловка, или она и правда мне поддалась.

— Девочка моя, сладкая, вкусная.

Вика подняла ручки, и я стянул с нее кофту.

— Вот так, да, моя хорошая.

Отодвинул чашечку лифчика и впился поцелуем в ее аккуратный сосочек.

Провел ладонью по ее спине, чувствуя, как девушка прогибается.

— Вика, — обхватил ее за затылок и приподнял голову, — ты как проклятие, — прошептал в ее губы, — твои ореховые глаза словно наслали на меня порчу еще девять лет назад. Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю.

— Вет, — шепнула Вика и сама подалась навстречу моим губам.

Пока жена крепко держалась за мою шею, я приподнял ее попку и стянул с нее брюки и трусики, оставив их болтаться лишь на одной ноге.

Вика начала целовать мои скулы, шею, щеки, а я как ошалелый пытался расстегнуть собственный ремень и не мог.

— Его заело, — беспомощно протянул, утыкаясь носом в ее шею, — я сейчас взорвусь, я так тебя хочу.

— Сейчас, подожди. — Она спокойно и быстро расстегнула пряжку ремня, затем молнию на штанах и приспустила с меня трусы вместе с брюками, выпуская на волю мое достоинство. Все это было так легко и неторопливо, что с трудом в этой же женщине угадывалась разъяренная фурия, разбившая весь мой бар и устроившая погром в кабинете.

Она словно познала дзен, поймала свой личный кайф и успокоилась. Вика провела ладонью туда-сюда, крепко сжимая в ладони мой член, и, широко разведя ноги, направила его в себя.

— Вика…

— Хочу, — захныкала белочка, и я, не задумываясь, вошел в нее без каких-либо ласк и подготовки, просто как ошалелый начал двигаться в ней, потому что удовольствие, которое я получал, когда ее стеночки меня сжимали, было непередаваемым. Оно было запредельным и не поддающимся ни единому рациональному объяснению.

Крепче сжал жену за бедра и начал вбиваться в нее сильнее.

— Вика… Вика, как же я тебя люблю, сумасшествие какое-то. Да… да…

Белочка обняла меня ногами и надавила пятками на мою задницу.

— Вет…

— Да, родная. — Прикусил ее подбородок, а затем проложил языком путь к ее ушку.

— Вет…

— Что, милая?

— Я люблю тебя, — выпалила Вика и тут же досадливо застонала, потому что я остановился.

Замер на какое-то время, не понимая, в каком мире и вообще реальности я нахожусь, потом взял ее за подбородок, приподнимая лицо, и заглянул ей в глаза.

— Повтори, — сам не заметил, как мой голос осип.

— Я люблю тебя, Вет, люблю. И кажется, не проживу без тебя и дня.

Я потерялся в ее глазах, в ее словах. Набросился на мягкие сладкие губы, окончательно теряя разум.

Потому что это было слишком. Тяга к этой женщине была неподвластна доводам рассудка, неподвластна какому-то логическому объяснению. Ее можно было либо принять, либо нет.



И я принял. Давно и бесповоротно, потому что без Вики не мыслил своего существования.

— Родная, — прошептал между поцелуями и, подхватив жену под попу, понес ее к кровати.

Быстро опустил на покрывало и, не выходя из белочки, лег на нее следом.

— Вика, девочка моя, сладкая… Ведьма моя.

— Да, да. Держи меня крепче. Только крепче, Самойлов, не отпускай меня никогда, — стонала она между толчками, выдыхая эти слова мне в губы.

— Никогда, — прошептал пред тем, как втянул в рот ее сосок, а затем вышел из белочки и перевернул ее на животик, провел пальцем по позвоночнику, огладил идеальную попу и опять вошел в свою жену.

— Как же в тебе хорошо.

— Самойлов, ты слишком разговорчивый сегодня, возьми меня уже, а?

И я взял все, что мне предложено и как положено. Трахал свою жену как ненормальный, совершенно позабыв о сердце и предписаниях врача, потому что мне и ей было хорошо, потому что между нами происходило настоящее сумасшествие. Потому что я вбивался в нее как ненормальный, до исступления, а она отвечала мне громкими и протяжными стонами. Потому что она, черт возьми, меня любит.

Любит. Любит. Любит.

Вика застонала еще громче, вздрагивая подо мной. Я сразу же наклонился и прикусил ее за плечо, пытаясь хоть как-то совладать с собой, потому что хотелось забрать ее всю себе, забрать ее всю в себя. Срастись, объединиться, покориться и покорить. Хотелось стать единым целым существом, чтобы только мы и больше никого, чтобы в такие моменты она точно так же думала лишь обо мне и нашем общем удовольствии.

По позвоночнику прошла раскаленная волна, скручивая меня всего, и я кончил, сразу повалившись на Вику.

Тяжело дыша, я покрывал ее плечи и вздрагивающую спину поцелуями, по-прежнему был в ней и не мог выйти, не мог расстаться со своей усладой.

Провел языком по ее шее, слизывая соленый пот.

— Повтори, — шепнул ей на ухо и провел пальцем по ребрам.

— Ммм?

— Вика, повтори.

— Вет, ты как ребенок. — Она попыталась повернуться, но куда там… для этого мне пришлось из нее выйти.

— Без тебя сразу одиноко. — Я натянул на нас сбившееся покрывало.

— Тебе или ему? — засмеялась белочка и уткнулась в мою грудь, зарываясь носом в щель между пуговицами. — Почему ты до сих пор в рубашке?

— Прости, я просто до безумия хотел трахнуть тебя.

— Виталий…

— Пока ты такая злая и бешеная. Вика, ты сведешь меня в могилу.

— Ну не-е-ет, какая еще могила. Ты мне живой нужен. Я же люблю тебя, — она повторила эти три слова, и я почувствовал себя малолетним сопляком, потому что каждый раз, когда я слышал их, мое сердце учащенно билось в груди и сжималось, только не больно, а адски приятно.

— Почему ты не сказала? — Прижал ее крепче к себе, до последнего боясь, что она уйдет, пропадет… испарится